Бабочки в жерновах

И в руках у Ланса очутилась хвостатая красотка непередаваемо сливового оттенка, с глазами оранжевыми от ненависти ко всему человечеству. Свою мышь она разорвала пополам, отчего когти у неё окрасились в алый цвет.

- С…спасибо…

Отказать добрейшей госпоже Матэи упившийся чаем мурранец не посмел. Подарок одновременно очаровывал и отталкивал своей откроенной жестокостью. Мертвая мышь натурально разинула пасть в последнем… крике? Писке? Вопле? И взгляд её тоже, между прочим, устремлен был на нового владельца. Словно предупреждал о чем-то важном…

- Идемте, Лэйгин! Нечего рассиживаться!

Резкий окрик вырвал Ланса из плена мрачных размышлений, как опытная рука огородника - из земли морковку за ботву. Или как ловкая кошачья лапа – мышь из норы. Кому что больше нравится.

- А? Что? Вы уже закончили?

- Давно! Теперь вот жду, когда вы кошечкой наиграетесь, - ехидно ответствовала Лив.

На прощание он решил помахать рукой госпоже Матэи. Обернулся и увидел, что та улыбается одними губами в точности как сливовая кошка, а в руках у неё разорванная пополам… подушка.

Но эмиссарша уже тащила незадачливого «подозреваемого» в соседний дом. Сквозь облако приторных цветочных запахов, которыми, казалось, запросто можно отравиться насмерть.

«Проклятые имперцы, - думал Ланс. – Не дотравили хлором под Сольцами, так теперь наверстывают».

О своих военных приключениях Лэйгин вспоминать не любил. И ничего тут нет удивительного. Один бой, затем дизентерийный барак, потом еще одно сражение, то самое, где вирнэйцы применили химическое оружие. Короткая у Ланса вышла Большая война, хвастать уж точно нечем.

- Что вы плететесь как сонная муха, - ворчала эмиссарша. – Мы так до самого вечера будем ходить. Пошевеливайтесь.

У соседа – почтенного почмейстера – Лэйгина ждал еще более теплый прием и огромная чашка с чаем. Господин Гаральт совершенно не зря представлял на Эспите четвертую власть, а стало быть, считал своим долгом везде сунуть свой нос. Правда, называл он свое неуемное любопытство мудрёно - «информационным обеспечением», но сути дела это не меняло: Гар Нашвит родился сплетником.

- Не желаете ли взглянуть на мои альманахи? – спросил почтальон и, не дожидаясь ответа, положил перед Лансом стопку самодельных журналов, целиком и полностью посвященных светской жизни эспитцев.

И если судить по тому, каким бешеным огнем воспылали очи дамы Тенар, стоило ей бросить взгляд на творение рук бойкого господина Нашвита, то альманахи эти представляли собой сконцентрированные на бумаге склоки, скандалы, пересуды и интрижки островитян.

- Это не интересно!

Она даже попыталась отобрать у подозреваемого в убийстве столь любопытное чтиво, но тот весьма резво для утомленного жарой человека отпрыгнул в сторону, ловко увернувшись от цепких рук Лив.

- Еще как интересно!

И действительно, сколько можно давать собой помыкать имперской эмиссарше, пусть она даже самая обаятельная дамочка на этом острове?

Ланс пробежался глазами по нескольким заметкам и понял, что эспитцам скучать не приходилось. Они судились по мельчайшему поводу, строили друг другу козни и регулярно писали жалобы лорду. А уж в вопросах семьи и брака так и вовсе оказались раскованнее и свободнее мурранцев, коим республиканское правительство даровало разводы и равноправный раздел имущества. При такой свободе нравов...

- А почему на Эспите совсем нет детей? – полюбопытствовал Ланс.

Само вырвалось, без всякой задней мысли, но Лив и Гаральт посмотрели на Лэйгина так, будто он громко испортил воздух. Только эмиссарша явно желала подозреваемому страшной смерти в муках, а почтмейстер безмолвно сожалел о несовершенстве мира в целом.

- А что я такого ужасного сказал? Вполне логичный вопрос при широте местных нравов.

- Вы наговорили на штраф в 150 эви за оскорбление общественной морали, - жестко отчеканила женщина.

- Но…

- Еще десять – за неуважение к представителю Её величества.