Бабодурское

— Внучки мои здесь при деле, чистенькие, накормленные. Опять же, своим делом заняты, хоть и на службе.

— А я Верка никак не уговорю — гордец он у меня. Кричит, что все одно станет мастером. Поясняю, что секретов-то не осталось у нас больше, а он верить не желает. Гордец! — хмурился Белеш-дождевик, но в тусклом голосе его слышалась тоска. — Спрятал, дурилка, на чердаке кувшин со Страшным Ливнем, чтобы хоть его солнцеделам не оставлять, а не понимает, что дело не в Ливне, а в мастерстве… А дед его мастерство за краюшку солнца продал… Эээх. Только один Шамайка не сломался, не согнулся перед солнцеделами.

— Что Шамайка? — Звездный запихивал в мешочек непослушную искорку. — У Шамайки, кроме мыша, нет никого, а у каждого из нас — семеро по лавкам. Да и Шамайка тоже не сдюжит, покочевряжится еще чуток, да и упадет солнцеделам в ножки.

— Нее… Не из таких Шамай, — Белеш качал головой, борода смешно дергалась в такт, — не из таких.

* * *

Как и обычно по субботам, Дед Шамайка переклеивал бирки на флаконах. Аккуратно расправлял уголки, подмазывал пахучим клеем. Слоник морщился, принюхиваясь к резкому запаху. На стойке, возле миски с сухариками, валялся скомканный лист. Слоник осторожно тронул его лапкой, подтолкнул мордочкой, и лист зашуршал, покатился к краю и шлепнулся прямо под ноги к мастеру радуги.

— Фу! Не тронь эту гадость! — Дед Шамайка поднял бумажный ком и сунул было его в помойное ведро, но не удержался, развернул брезгливо и перечитал вслух, медленно разбирая буквы.

«Дамы и господа! Сегодня на дворцовой площади гильдия солнцеделов устраивает праздник для всех желающих. Ветреное утро, солнечный полдень и дождливый вечер сменит ясное ночное небо. Невероятный сюрприз: Луна, звезды и Солнце одновременно. Вход — сорок монет».

— Одновременно! Где это видано? Нет, ты подумай только, Слоник, — дед Шамайка возмущенно размахивал пальцем перед жесткими усами и глазками-бисеринками, — что удумали. Где это видано: Луна, Солнце, туман, дождь, снег одновременно? А? Все главные правила, все вековые устои рушат, а еще мастерами себя зовут… Ладно племяннички Гри — тем деньги весь разум давно затмили, а другие… другие… Не только мастерство, совесть продали! Тьфу ты!

Слоник фыркнул, соглашаясь с хозяином, забрался на горку сухариков и стал перебирать маленькие ржаные корочки. Дед Шамайка, продолжая бурчать, схватил ближайший пузырек и надписал на пустой бирке цену в две монетки.

Робко звякнули медные колокольчики над входом.

— Говорят, тут торгуют этой… ну как ее? Радугой… — Некрасивая дама в модном лиловом платье с кринолином уставилась на прилавок. И почем? А то на сегодняшнем празднике радуги не обещают, а мне хотелось бы взглянуть, как эта штуковина будет смотреться рядом с северным сиянием.

— Закрыто, — рявкнул дед Шамайка. — Не продается радуга всяким вертихвосткам, понятно?

Дама обиженно дернула плечиком и выскочила на улицу, хлопнув дверью. Хрусталь флаконов печально запел; зябко вторили ему бубенцы, впуская сырую мглу внутрь. Звон затихал долго, отголоски метались по мастерской, словно белые-белые хлопья снега, что мастера-снегохрусты дарили городу на каждое Рождество. Но едва наступила тишина, как опять жалобно задребезжал бубенчик у двери.

— Сказал же: за-кры-то! — раздраженно процедил сквозь зубы Шамайка.

— Это я, сосед. — Белеш робко протиснулся в узкий проход, привычно взгромоздился на табурет. Держась за деда, переминался с ноги на ногу подросший за полгода Верк. — Давненько не виделись.

— Да уж точно… — Шамай не глядел в глаза другу. — Давненько. Вижу, здорово ты изменился за это время, Белеш-дождевик. Ну, и как тебе солнцеделовы харчи? Что? На площадь дворцовую торопитесь, спешите доломать дедами завещанное? Хоть мальчонку бы не брал, постеснялся. — Шамай покосился на рукав Верковой серой курточки. Только не было на нем золотого шитья, обвивающего с недавних пор запястья наследников бывших мастеров. И шелковый лев не украшал жаркой гривой уголки застиранного воротничка.

— Не ершись попусту, Шамай. И так тошно. — Белеш протянул руку, и радостный, соскучившийся по старому знакомцу Слоник забрался на теплую мягкую ладонь. — Никого из наших на праздник не позвали, да и совета не спросили… Набрали ветров со складов, дождей, снега бочками и повезли ко дворцу — знать да богачей тешить. А на наше «негоже», и что всему своя очередь, а никак иначе — только посмеялись солнцеделы. Кто мы теперь, Шамай? Не мастера — прислуга.

— Сами виноваты… Да ладно. Прости, брат, накипело. Что Ойленка? А ты чем живешь, молодой человек? — Дед Шамайка улыбнулся, заметив, как мальчишка жадно рассматривает расставленные на стойке цветные бутылочки, наглухо залитые сверху сургучом. — Запустить тебе радужку?

— Не надо. Не маленький я уже! Глупости это все! — Верк вскинул острый подбородок, сверкнули на тощем личике дерзкие черные глаза, украдкой только дернулся взгляд на седую бороду деда, — Вот. В ученики к мельнику Магишу хочу податься. Верное ремесло, нужное.

Белеш тихонько вздохнул, дрогнули стариковские плечи.

— А что я. Я не против. Нужное…