Бабский мотив

— Вот именно, это одно из самых твоих удачных выступлений. Я только одного в толк взять не могу: за каким чёртом твой двойник так тебя марает? Кому и зачем это нужно? Твоя почётная должность, с которой ты сей момент вылетаешь, не такой уж лакомый кусок. Так в чем же дело? Кому ты так мешаешь? Может, кто-нибудь назначил пожизненную стипендию за строго пуританское поведение, на которую есть другие претенденты? Тогда из-за твоих гулянок стипендия достанется сопернику.

— Я ни о чем подобном не слышала. И мне ничего не нужно. То есть, конечно, новая работа мне нужна. Та, где не требуется доказательств порядочности. Например, уборщицы в больнице…

— Скорее уж в кабаке.

— Постой, ты только что сказал очень умную вещь…

— Не может быть! — удивился Яцусь.

— Я кому-то сильно мешаю… Надеюсь, тебе не надо напоминать, сколько раз на день мы кому-то сильно мешаем.

— На каждом шагу и на два фронта!

— Вот именно. Но столь выдающихся случаев в моей практике не было.

— Подобную травлю могло вызвать нечто уж совсем из ряда вон выходящее, кому охота связываться с такой морокой? Лучше покопайся в памяти или просмотри старые дела.

* * *

Потеряв работу, я тут же потеряла и мужа.

Наверное, о моем увольнении он узнал в тот момент, когда я подписывала заявление об уходе.

Доброхоты тут же обо всем донесли. Домой муж пока ещё возвращался, хотя и очень поздно, а праздники проводил вдали от меня, причём забирал с собой детей. Говорил, что они уезжают за город. Я усматривала в этом хорошую сторону — дети дышали свежим воздухом.

В какой-то момент я заметила, что и дети начали относиться ко мне хуже, чем раньше. Вели себя напряжённо, разговаривали неохотно, просьбы мои встречали в штыки, хоть и вежливые, и отец был им гораздо ближе, чем я. На собрание в школу я не пошла. Петрусь ходил в первый класс, но читать и писать умел уже давным-давно, поэтому я справедливо полагала, что справится он и без моего визита в школу. Потом оказалось, что моё отсутствие заметили, поскольку школа нацелилась задействовать меня в каком-то комитете. Мне только родительских комитетов не хватало для полного счастья. Мало этого примитивного идиота-уголовника, который торжественно пообещал полный кирдык прокурору, то есть мне. А вот Стефан в школу пошёл, мне же о собрании не сказали ни слова, Подумать только, что я так легкомысленно отнеслась к дурацким слухам!

Поговорить со Стефаном у меня не было никаких шансов, он избегал меня, как чумной заразы, да мне и не хотелось выяснять отношения. И так было ясно, что он меня искренне осуждает и не поверит ничему, что бы я ни сказала. Даже Яцусь, черт побери, в результате мне поверил, а родной муж — как камень. Или как враг. Казалось бы, самый близкий человек, с которым я прожила десять лет в счастье и согласии. Хотя последний год вовсе не был ни счастливым, ни согласным…

В конце концов Стефан решился на тот самый шаг, невыносимый для всякого мужчины, — вернулся пораньше и сел вместе со мной за традиционное чаепитие, в кухне. Знай я раньше, куда он клонит, настояла бы на трапезе в гостиной. Куда это годится — узнавать о крахе своей жизни на кухне! Никакой элегантности и никакого трагизма.

— Нам надо поговорить, — заявил Стефан таким тоном, будто собирался сообщить, что нам с ним предстоит отравить детей, а потом поубивать друг друга.

— Не вижу препятствий, — ответила я с тенью безумной надежды, совершенно бессмысленной, если принять во внимание мужнин тон. — Наверное, давно уже следовало…

— Возможно, я слишком долго медлил.

Я хотел тебе сказать, что подал заявление на развод. Думаю, ты этого ожидала.

Я молчала — потеряла дар речи. Нет, вот этого я как раз не ожидала. Претензии, ссоры, скандалы — ради бога, но чтобы такой гром с ясного неба .

— Напротив, — чужим голосом выдавила я. — Совсем не ожидала.

Стефан вздёрнул брови с самым искренним изумлением, глядя куда-то вдаль поверх моей головы.

— Ты меня удивляешь, — сказал он вежливо. — Принимая во внимание все твоё поведение… По-моему, ты давно уже не дорожишь нашим союзом. Ты сделала все возможное, чтобы его разбить. Мне кажется, что мой уход из твоей жизни не слишком повлияет на твоё замечательное самоощущение, так как одиночество тебе, насколько мне известно, не грозит. Заместителей у меня множество. Правда, я не одобряю твоего вкуса, но это уж, если на то пошло, не моё дело.

На миг меня обуяло дикое желание разбить о его голову какой-нибудь тяжёлый предмет, но ничего подходящего на столе не было. Я сообразила, что у меня якобы сотни хахалей, ведь одного я даже обокрала, а может, и не одного. И Стефан во все это поверил. В такой ситуации отрицать хахалей — где тут логика!

И тут я поняла, что он прав. Что-то во мне сломалось. Может быть, вера в его чувства ко мне, может быть, уверенность в нашем единстве.