Возможно, Блаватская знала, что скандал не самый худший способ запомниться публике. Во всяком случае, ей этот способ подошел прекрасно, и Теософское Общество процветало, невзирая на разочарование отдельных его членов вроде Хьюма. Кроме того, Блаватская обнаружила, что нелады с англо-индийскими кругами ничуть не вредят отношениям с местными жителями: на каждого отворачивавшегося от нее европейца приходился десяток индийцев, встававших на ее сторону. И к тому же, вероятно, ЕПБ чувствовала, что скандальная слава – одно из ее орудий как учителя и общественного деятеля. Если бы она вписывалась в традиционные представления, то никто бы не обратил на нее внимания; а правильно использованные противоречия с обществом могли оказаться плодотворными, создавая вокруг Блаватской обстановку, постоянно наэлектризованную ожиданием. Но, к сожалению, она умела лишь создавать эти противоречия, но не использовать их.
Постоянные неурядицы в конце концов вынудили Олькотта отдалиться от своей старой приятельницы и начать самостоятельную деятельность. Ведь он был президентом Теософского Общества, а Блаватская – всего лишь секретарем– корреспондентом; и об этом факте полковнику приходилось напоминать ей время от времени. Еще более остро осознать свое положение заставили Олькотта постоянные напоминания Блаватской о том, что она, дескать, "избранный сосуд", одаренная ясновидица, которую оценили по достоинству сами великие Учителя, а полковник всего лишь ее ассистент. Когда же полковник пытался отстаивать свои права, ЕПБ писала своим корреспондентам, что Олькотт – тщеславный болван, ничтожество, раздувшееся от спеси. Поставленный в известность об этих нападках, Олькотт упрекал свою подругу в нечестности и интриганстве.
Возможно, Блаватская и Олькотт были изначально несовместимы друг с другом по характерам и связывали их лишь взаимная нужда и вера полковника в оккультные силы Блаватской. Оказавшись вместе с Олькоттом в чужой, негостеприимной стране, торопливая и неуемная Блаватская все больше и больше раздражалась по причине медлительности и нерешительности полковника, а тот, в свою очередь, не находил себе места от страха из-за непрестанных выходок своей приятельницы. С возрастом Блаватская стала еще беспокойнее. Когда ее трюки разоблачали, она иногда впадала в ярость, а иногда с добродушным смешком соглашалась, что смошенничала. Свидетельства против нее накапливались день за днем, и Олькотт (хотя ему было еще сложнее, чем Хьюму и Синнетту, поверить в то, что она – обманщица: чего стоили бы тогда его собственные притязания на оккультную мудрость?) все более склонялся к мнению, что его старая подруга – в лучшем случае весьма сложная и непредсказуемая особа, а в худшем – серьезное препятствие на пути его добросовестной и полезной работы. Поэтому полковник имел все основания держаться подальше от дома и от постоянных склок между ведущими теософами.
К декабрю 1882 г. доходы Общества от подписчиков журнала "Теософ" возросли настолько, что Блаватская и Олькотт смогли перебраться из "Вороньего Гнезда" в небольшое поместье в Адьяре, близ Мадраса, где и по сей день размещается штаб– квартира теософов. Старые друзья уютно устроились в новом доме, окруженном живописными ландшафтами устья реки Адьяр. Однако к этому моменту союз между ними уже висел на волоске. Олькотт все больше времени проводил в миссионерских путешествиях по Бирме, Северной Индии и Цейлону (особенно по Цейлону, где теософия стала весьма популярной – не в последнюю очередь благодаря увлечению полковника буддизмом).
Блаватская и Олькотт вместе провели на Цейлоне два месяца – с мая 1880 г. Олькотт почти сразу же превратился в туземца: он стал одеваться в дхоти и сандалии, как брамин, и соблюдать местные традиции. На острове появились семь сингалезских филиалов Теософского Общества, и Олькотт начал отстаивать буддистские традиции в борьбе с христианскими миссионерами, заполонившими в то время Цейлон и навязывавшими религиозное единообразие. Только христианские браки считались на Цейлоне законными. Вся система образования была прохристианской (805 христианских школ против четырех буддистских), и авторитет школы зависел от преподавания Библии. Поскольку для поступления на гражданскую службу требовался документ об образовании, для нехристиан все пути к государственной деятельности были закрыты.