После сражения при Панипате Бабур послал в Агру гонцов, велев им мчаться во весь опор. После Канвахи ничего подобного он не предпринимал. Возможно, во время длившегося целый день сражения войско понесло потери более существенные, чем он сообщает в своем дневнике, жалуясь на безволие своих военачальников. Однако с наступлением жары могольские войска отошли из долин Раджастхана. Опытные военачальники разъехались, чтобы заняться восстановлением крепостей, расположенных вдоль берега Джамны в нескольких днях пути от Канвахи. Бабур прибег к испытанному приему и снова вознаградил заслуженных воинов землями и отослал их осваивать новые владения. В то же время он сдержал свое обещание, хотя и очень неохотно, и разрешил многим своим подчиненным, вместе с их приближенными и добычей, вернуться в прохладные горы Кабула, о которых и сам тосковал в душе.
Впервые за целую треть века после встречи с превосходящим его противником Тигр мог без опасения смотреть на линию горизонта, не ожидая надвигающейся оттуда угрозы, и мог ложиться спать, сняв с себя кольчугу. Вокруг него оставалось достаточно врагов, побежденных лишь наполовину, а также немало лишь наполовину решенных задач, однако они больше не внушали ему опасений. Очевидно, он был убежден, что Всевышний, который своей милостью даровал раскаявшемуся грешнику победу над великими силами неверных, не оставит его и в других затруднениях. Его дневник, такой лаконичный в последние месяцы, свидетельствует о том, что Бабур вновь обрел уверенность в себе. Самые проницательные из его подчиненных не разделяли благостного настроения падишаха.
«Мухаммед Шариф-звездочет – каких только бед он мне не пророчил! – тотчас же явился с поздравлениями. Здорово выругав его, я отвел душу. Хотя это был человек, склонный к обману, пророчивший злое, очень самодовольный и противный, но так как он давно мне служил, то я пожаловал ему один лакх денег и отпустил его, чтобы он не оставался в моих владениях…
Думая, что Хосров Кукулдаш совершил в битве подвиг, я пожаловал ему в удел Алур [Алвар] и дал пятьдесят лакхов. По своему злополучию он начал ломаться и не принял Алура. Позднее стало известно, что этот подвиг совершил Чин Тимур-султан. Я пожаловал этому султану город Тиджара, столицу Me вата, и выдал ему в виде поддержки пятьдесят лакхов. Алур же достался Большому Турди, который в бою занимал правое крыло центра, совершил обходное движение и держался лучше других; я также выдал ему пятнадцать лакхов деньгами. Сокровищницу Алура и власть над всеми обитателями крепости я отдал Хумаюну…
Как уже упомянуто, перед походом на нечестивых все, и великие и малые, дали клятву верности; при этом было сказано, что после победы не будет принуждения и всякий, кто захочет покинуть Хиндустан, получит на это разрешение. Большинство людей Хумаюна были из Бадахшана и с той стороны никогда не ходили в поход даже на месяц или два месяца. Перед битвой они потеряли стойкость духа, и я дал им такое обещание. К тому же в Кабуле совсем не осталось войска. По этой причине было решено отправить Хумаюна в Кабул…
Между тем пришли сведения, что Хумаюн, прибыв в Дели, отпер некоторые казнохранилища и незаконно завладел ими. Я никогда не ожидал этого от Хумаюна, и у меня стало крайне тяжело на душе. Я написал Хумаюну письмо с очень суровыми увещаниями».
Здесь снова возникают вопросы о личности Хумаюна и его побуждениях. Бабур приложил немало усилий, чтобы представить отъезд своего сына, – который в действительности отбыл в Бадахшан, а не в Кабул, – как самое обычное дело, объясняющееся тоской по дому, охватившей бадахшанский контингент. Однако неожиданное вторжение в сокровищницу, которую сам Бабур считал государственной казной и не притрагивался к ней, привело его в ярость. Бадахшанцы, даже в случае неподчинения, не осмелились бы на такой поступок без приказа Хумаюна, кроме того, в этом случае их не впустила бы туда и стража. Во время последней военной кампании Хумаюн получил щедрое вознаграждение – земли Хисара, в буквальном смысле несметные сокровища Дели, включая и знаменитый алмаз «Кохинор», а также сокровища крепости Алвар, которые достались ему перед отъездом. Был ли его поступок актом мести, в которой он зашел еще дальше, чем Ходжа Калан, перед побегом нацарапавший на стене те самые стихи? Возможно, это клика визирей надоумила его бежать из Хиндустана, ограбив его сокровищницу? Судя по всему, ворвавшись в помещение казны, Хумаюн просто выбрал там несколько понравившихся ему вещиц. Через пару месяцев Бабур выбросил из головы это происшествие и отправил в Бадахшан доверенного военачальника с почетным халатом и конем в подарок Хумаюну.