Острую боль в руке мулла Фазлиддин почувствовал уже в тюрьме, когда остался в темноте один. Его привезли в эту каменную тюрьму на окраине Андижана, кинули в камеру смертников, крепко заперли на замок, да еще, мало того, поставили снаружи двух стражей. Из короткого разговора мирзы Джахангира и Ахмада Танбала у крепостных ворот он понял, что обвинят его в покушении на честь венценосной ханум, — за это полагалось преступника забросать камнями. Что и должно свершиться завтра. Еще мулла Фазлиддин понял, с каким удовольствием Ахмад Танбал чернит имя Ханзоды-бегим. Бек мстил, а Джахангир поддакивал, потому как он и его мать Фатима-султан-бегим хотели доказать, сколь скверны все, кто с Бабуром, и сколь чисты они сами, престол Андижана захватившие законно и во благо шариата.
В сырой затхлой темнице Фазлиддин многократно прикладывал к стенам связанные за спиной руки, чтобы холодом немного облегчить боль в запястьях. Боль не унималась, наоборот, усиливалась… Это лишь один удар палицы. А завтра… какой каменный ливень обрушится на него завтра!.. Он представил себе, как все это будет, — голова закружилась, ему показалось, будто сейчас он стоит не в тюремной клетке, а меж двумя качающимися горами и с их склонов валятся на него каменные глыбы, вот-вот раздавят. Устрашенный видением, Фазлиддин бросился к двери, отчаянно ударил ее плечом, крикнул изо всех сил:
— Открой! Открой, говорю! Открой!
От неожиданного крика часовой вздрогнул, потом опомнился, зло спросил:
— Ты что, спятил? В чем дело?
— Развяжите руки! Мою жизнь возьмете завтра, а рука изувечена! Развяжите!
Стражники были в раздраженном состоянии: еще бы, они торчат здесь и караулят узника, а другие грабят имущество сторонников Бабура. Хоть и ночь на дворе, а на улицах и во дворах Андижана шумно — топот конских копыт, лай собак, крики и плач женщин, мычание коров, блеянье овец. Немалой, ох, немалой добычи они лишаются, стоя тут. Да и узник какой-то непутевый, горлопан. Один из стражников, который постарше, с хрипотцой сказал:
— Рука изувечена, говорит, а!.. Эй ты, ублюдок, завтра отправишься в преисподнюю, так чего толковать о руке сегодня?
— Палачи!
Стражник с угрозой рявкнул:
— Помолчи ты, завтрашний труп! Вот войду к тебе и к одной ране десять добавлю!
«Вот что я слышу в предсмертный час, — подумал Фазлиддин. — Как становятся люди столь беспощадны? И плохо я умираю, плохо. Смерть неизбежна, так лучше было сразиться с Ахмадом Танбалом, умереть с мечом в руке… А теперь приходится слушать ругань этих зверей, завтра же — погибнуть от каменного дождя… Ведь мог же, мог перед Ханзодой-бегим кинуться на Танбала. О судьба, почему ты не подтолкнула меня?»
С улицы донесся топот. По мостовой, потом — по казематному двору, выложенному камнем.
— Кто идет? Стой!
Во двор въехало трое всадников. Один обратился к страже:
— Мавляна Ходжа Абдулла, почтенный кази с фирманом повелителя!
Спешились поочередно. Остановились прямо перед остриями копий, взятых стражниками наперевес.
— Фирман надо показать нашему десятнику! — сказал тот, что постарше, с хрипотцой.
Над дверью, ведущей в каземат, тускло светила лампа. Ходжа Абдулла в светло-желтом чапане пошел прямо на копье, говоря спокойно и уверенно:
— Мы не могли найти десятника. Кроме вас, тут и поблизости никого нет. Это почему?
Воин помоложе произнес, не скрывая досады:
— Все отправились за добычей!
Ходжа Абдулла показал бумагу, свернутую трубочкой.
— Тогда придется вам выполнять повеление, — сказал он так же спокойно. — Возьмите и прочитайте!
Двое нукеров, что оставались позади, привязав лошадей к шесту у стены, подошли поближе.
— Вы стойте там! — выкрикнул хрипатый.
Нукеры остановились, а стражник отвел копье, давая дорогу Ходже Абдулле. Взял у него бумагу, посмотрел. На дорогой бумаге что-то коротко написано, под записью внушительная печать. Стражник поднес бумагу к свету, рассмотрел печать (читать он толком не умел).
— Давай-ка ты прочитай!
Но другой и вовсе букв не знал. Зато Ходжу Абдуллу знал. Повертел-повертел бумагу в руках и посмотрел на Ходжу Абдуллу:
— Пир, это о чем фирман?
— О том, что сидящий здесь узник — очень опасный изменник. И что мы должны отвести его в крепостное узилище.
Один из нукеров, стоявших чуть поодаль, добавил громко:
— Почтенный кази должен в арке допросить как следует этого ублюдка!
Ходжа Абдулла, что и говорить, кази Андижана и духовный наставник многих уважаемых людей, кто ж этого не знает? И стражник постарше с первого взгляда узнал Ходжу Абдуллу. Но колебался, потому что знал и о том, что кази недавно был на стороне Бабура.
— Это фирман самого мирзы Джахангира? — хрипатый покрепче стиснул копье.
— Прочитай, если сомневаешься!
— Нам приказали крепко стеречь этого ублюдка, крепко-накрепко, пир!
— Это у вас называется крепко стеречь? Где сотник? Где десятник? Почему вас только двое? А если… если сторонники преступника нападут в большом числе? Нет, надо его побыстрей отвести в арк! Открывайте дверь!
Молодой стражник посмотрел на старшего: «Не видишь, что ли? Этот кази тоже перешел на сторону Джахангира-мирзый.»
Тот все еще колебался: