Бабушка

— А все же это так, а не иначе, — твердила свое кузнечиха и передала кое-что из того, в чем ей призналась Викторка. И Марженка тоже рассказала о вчерашней беседе с сестрой. Сопоставив одно с другим, все скоро убедились, что и в самом деле Викторка могла уйти за солдатом; как видно, не в силах она превозмочь дьявольскую силу.

— Я ее не виню, она тут ни при чем; только напрасно Викторка не рассказала обо всем раньше, тогда ей еще можно было бы помочь. Теперь все погибло, он ее околдовал, и будет она за ним ходить, пока на то его воля. А если вы за ней пойдете и приведете домой — все равно убежит, — рассудила кузнечиха.

— Будь что будет, я разыщу ее. Может, и уговорю, она всегда была послушной дочерью.

— Я пойду с вами, отец! — вскричал Тоник, которому казалось, что он видит сон.

— Ты останешься дома, — решительно заявил крестьянин. — Когда человек в гневе, он легко теряет разум, так, пожалуй, угодишь в холодную или в солдаты. К чему это? Довольно ты намучился вместе с нами за последние дни, не растравляй еще больше своей раны. Ведь твоей женой ей уже не быть — выбрось ее из головы. Если хочешь, подожди годик, я отдам за тебя Марженку. Она славная девушка. Я с радостью назвал бы тебя своим сыном, но неволить не хочу, делай так, как тебе подскажет разум.

Все кругом плакали, а отец сказал в утешение:

— Не плачьте, что проку в слезах; если не приведу я ее домой, придется положиться на волю божью.

Микша взял на дорогу несколько золотых и, распорядившись, как и что делать по хозяйству, отправился в путь. По пути он всех спрашивал, не видал ли кто такую-то и такую, подробно описывая дочь. Но никто ее не видел. В Йозефове ему сказали, что егери ушли в Градец. В Градце сообщили, что черный солдат зачислен в другую роту и будто бы даже собирался выйти в отставку. Но куда его перевели — сказать егерь не мог, а это был тот самый, что в свое время находился на постое у Микшей. Он утверждал, что Викторки здесь никто не видел. Многие советовали отцу обратиться к начальству: мол, это самое верное, но крестьянин не захотел иметь дела с властями.

— Не хочу с ними связываться, — объяснял он, — не желаю, чтоб пригнали мою дочь по этапу, как беглянку какую, да пальцем на нее показывали. Не выставлю ее на такой позор. Где б она ни была, везде ее судьба в руках божьих, без его воли и волос с головы не упадет. Воротится так воротится, а нет — да хранит ее Бог. Пускать о ней худую молву по всему свету не позволю!

На том он и порешил. А того егеря попросил сообщить Викторке, если случится ему увидеть девушку либо узнать, где она, что отец, мол, ее искал, а если пожелает Викторка вернуться домой, помог бы ей найти человека, который бы за деньги или за спасибо проводил девушку домой. Егерь обещал старику исполнить все в точности. Он помнил, как хорошо ему жилось у Микшей, и крестьянин вернулся домой с покойной совестью, ибо он сделал все, что мог.

Все оплакивали Викторку. Служили обедни и молебны о ее здравии, но когда прошло и полгода и три четверти года, а о беглянке все не было ни слуху ни духу, стали говорить о ней, как о покойнице. Так пролетел год.

Однажды пастухи принесли в село известие, что видели в господском лесу женщину такого же роста и такую же черноволосую, как Викторка. Микшины работники тотчас побежали в лес, обшарили его вдоль и поперек, но и следов ее не нашли.

Я тогда первый год здесь жил, служил помощником у моего предшественника, покойного тестя. Само собой, дошли слухи и до нас.

На другой день, как идти мне в лес, старик и говорит: посматривай, мол, не увидишь ли девушки, похожей на Викторку. И впрямь, в тот же день на обрыве, что над полем Микши, у двух сросшихся елей, гляжу — сидит простоволосая женщина. С Викторкой я раньше был знаком, но сейчас в этой оборванной дикарке никак не мог ее признать. И все-таки это оказалась она. На ней было платье господского покроя, когда-то, видимо, красивое, а теперь превратившееся в лохмотья. По ее фигуре я понял, что она скоро будет матерью. Я потихоньку выбрался из своего укрытия и поспешил домой к своему старику. Он тотчас же пошел сообщить обо всем в Жернов. Родители горько плакали, они скорей согласились бы видеть ее мертвой!… Но что делать? Сговорились за ней последить, куда ходит, где спит, с тем, чтобы попытаться помочь ей. Однажды под вечер пришла она в Жернов, прямо в сад отца. Села под дерево, обняла колени руками, уперлась в них подбородком и долго сидела так, уставившись в одну точку.