— И не думай об этом. А если управляющий попробует куражиться, подмаслим его, ладно?
— Ладно-то ладно, да вряд ли сойдет с рук… Впрочем, я в святоянскую ночь видела во сне, что пришел ко мне Мила; выходит, скоро будем вместе… Но ведь то сон! Бабушка говорит, что приметам не надо давать веры, нельзя искушать судьбу…
— Да ведь бабушка не царь и не Бог!
— Я верю бабушке, как самому Богу, она всегда советует от чистого сердца; все говорят, что она настоящий человек, каждое ее слово — святая правда.
— Я не спорю, только бьюсь об заклад, что когда она была молода, то думала так же, как и мы. Все старые люди на один лад: моя мать вечно ворчит, что у нынешней молодежи одни песни да пляски на уме, а разума ни на грош, уверяет, что так не бывало. А я так наверняка знаю, что в молодости и прабабки наши ни на волос не были лучше нас. Станем бабушками — тоже запоем. А теперь давай спать, да хранит нас матерь божья! — прибавила Анча, прикрыв ноги юбкой; когда через минуту Кристла заглянула ей в лицо, она уже крепко спала.
На сеновале еще полуночничала одна из богомолок; она укачивала ребенка, который никак не переставал плакать.
— Неужто, матушка, он у вас каждую ночь так беспокоится? — спросила какая-то женщина, протирая глаза.
— Вот уже две недели, как с ним мучаюсь. Чего только ему не давала, все исполняла, что говорили, — и головки маку заваривала и богородицкую травку[62], — ничего не помогает. Кузнечиха говорит, у него сыпь на кишках. Вот и порешила его отнести к матери божьей — пускай уж один конец: либо выздоровеет, либо Господь его приберет.
— Положите завтра его под струю, чтобы вода трижды через него перекатилась: моей девочке это помогло, — посоветовала женщина и, повернувшись на другой бок, заснула.
Утром, когда богомольцы, собравшись около костела, протягивали друг другу руки и приговаривали: «Прости меня грешного», как это обычно водится перед исповедью, Кристла и Анча услыхали за собой знакомые голоса: «И нас простите!…»
— Отпускаем вам грехи без покаяния! — отвечала Анча, подавая руку Томешу; Кристла, смущаясь, поздоровалась с Милой.
Парни тоже поступили под начало Мартиница и вместе со всеми пошли в костел.
После обедни богомольцы отправились в баню мыться, где старики и старухи пускали себе кровь; так уж было заведено, затем пошли покупать подарки. Пани мама больше всех набирала образков, четок, статуэток… «У меня работников много, да и помольщики придут, спросят подарков с богомолья», — объяснила она бабушке.
Возле бабушки остановилась старая Фоускова: ей очень хотелось купить фисташковые четки, но, когда торговец сказал, что они стоят двадцать крейцеров серебром, она с грустью положила четки на прилавок, говоря, что это слишком дорого.
— Дорого?… Это дорого?! — возмутился торговец. — Видно, вы, сударыня, никогда не держали фисташковых четок в руках: купите себе пряничные!…
— Для кого, батюшка, и дешево, а кому и не по карману. У меня и всею-то казны половина гульдена, да и то бумажками.
— Ну, на это фисташковых не купишь, — возразил торговец.
Когда Фоускова отошла в сторону, бабушка догнала ее и сказала, что есть тут еще один торговец, у которого цены посходнее. И, вправду, торговец этот отдавал товар прямо за бесценок. Фоускова на свои деньги купила не только фисташковые четки, но еще и образки и много разных безделушек.
Отведя бабушку от прилавка, Барунка шепнула ей:
— А ведь вы, бабушка, доплатили торговцу; я видела, видела, как вы подморгнули ему, когда Фоускова выбирала…
— Ну, если видела, так молчи, никому не сказывай: что делает правая рука, того пусть не ведает левая, — отвечала бабушка.
Кристла купила серебряное колечко с изображением двух пылающих сердец; Мила купил перстень, на котором были изображены две соединенные руки. Все свои покупки богомольцы отнесли святить; освященные четки, кольца, образки, молитвенники хранились, как реликвии.
Справив все свои дела, они поблагодарили хозяев за гостеприимство, еще раз помолились у целебного ключа и, вверив себя попечению матери божьей, двинулись в обратный путь. В Ртинском лесу, недалеко от девяти крестов, остановились отдохнуть у ручья. Томимые жаждой, все устремились к воде; увидав, что Кристла поит Милу из пригоршни, стали ее просить, чтобы она и их напоила; та охотно согласилась. Старики, усевшись на траве, показывали друг другу покупки и толковали о богомольцах из других мест, повстречавшихся им в Святоновице. Девушки разбрелись по лесу рвать цветы для венков, а парни начали поправлять стоявшие на высокой могиле деревянные кресты.
— Анчинка, расскажите нам, почему поставили тут девять крестов? — попросила Барунка Анчу, подбирая ей цветы для венка.