Бабушка

— На, учись сама делать. Кто с тобой станет играть, когда мы пойдем а школу? Ты ведь скоро одна останешься!…

— А бабушка? — возразила девочка, и по лицу ее было видно, что хоть и скучно ей будет без сестры и братьев, но если останется бабушка, все будет хорошо.

Проходивший мимо мельник подал Барунке конверт:

— Беги скорей к маменьке, скажи, что мой работник был в городе и ему на почте дали для нее это письмо.

— От папеньки! — завизжали дети и помчались домой.

С радостным лицом читала письмо Терезка, а прочитав, объявила, что отец приедет в половине мая, вместе с княгиней,

— А сколько еще ночей нам без него спать? — спросила Аделька.

— Почти сорок, — подсчитала Барунка.

— Ой, как долго! — опечалилась девочка.

— Знаешь что, — предложил Вилем, — я нарисую на двери сорок палочек и каждое утро буду по одной стирать.

— Нарисуй, нарисуй, так время скорее пройдет, — одобрила с улыбкой мать.

Возвращаясь с плотины, мельник завернул к Прошковым. Пан отец не улыбался, лицо его выражало тревогу. Он не прищуривал глаз, как обычно, и не вертел свою табакерку, а только постукивал по ее донышку двумя пальцами.

— Знаете, что приключилось, соседки? — спросил он, заходя в дом.

— Что такое?! — в один голос воскликнули бабушка и Терезка, сразу заметившие, что пан отец сам не свой.

— Вода идет с гор.

— Боже упаси — коли сильно хлынет, натворит бед… — испуганно прошептала бабушка.

— Этого-то я и боюсь, отвечал мельник, вот уж несколько дней, как в горах дует южный ветер и льют дожди: помольщики, приехавшие из тех мест, говорят, что снег тает на глазах, все ручьи вышли из берегов…Хорошего ждать не приходится, надо поспешать домой, готовить встречу лихому гостю. Мой вам совет быть начеку: береженого Бог бережет. После обеда опять к вам наведаюсь. Последите, как прибывает вода. А ты, маленькая чечетка, не подходи к речке, — прибавил пан отец, ущипнув Адельку за щеку, и ушел.

Бабушка пошла взглянуть на плотину. Обе стенки запруды были из дубовых бревен, между которыми разросся папоротник. Уже по этим бревнам бабушка увидела, что вода сильно прибыла: нижние кусты папоротника стояли в воде. Мутный поток нес через плотину щепки, дерн, ветви деревьев. Бабушка воротилась домой встревоженная. Когда вскрывалась река, нередко случалось, что глыбы льда, громоздясь у плотины одна на другую, задерживали воду. Тогда поток устремлялся в мельничный ручей и затоплял строения. Поэтому, лишь только лед начинал ломаться, обитатели мельницы уже были настороже и старались где это возможно, предупредить скопление льда, не дать образоваться затору. Но против воды с гор спасения не было. Словно дикий зверь, мчалась она, унося с собой все, что попадалось на пути; прорывала плотины, подмывала берега, выворачивала с корнем деревья, разрушала здания, и все это с такой стремительностью, что люди опомниться не успевали. Оттого-то, наученная горьким опытом, бабушка, вернувшись домой, посоветовала укладывать вещи и перетаскивать их на чердак. Все принялись за работу.

Скоро явился лесник; возвращаясь из леса, он, как всегда, шел мимо лесопильни и там узнал, что ждут большого паводка, да и сам заметил, как прибывает вода.

— Ребятишки только мешаться будут, ведь случись беда, вы с ними замучаетесь; давайте я заберу их к себе на гору, — предложил он. Хозяйки с радостью согласились.

Вынесли и убрали все, что можно; птицу переправили на косогор. Пеструху отвели к леснику.

— А вы тоже ступайте за детьми, не то кума с ними с ног собьется, — сказала бабушка дочери и Бетке, когда все дела были переделаны. — Я с Воршей останусь здесь. Затопит дом, на чердак перелезем. Бог милостив, не унесет нас вода вместе с домом, здесь не так низко, как у мельницы…Вот им, беднягам, худо придется!…

Терезка долго не соглашалась оставить бабушку, но старушка так настаивала, что пришлось покориться.

— Смотрите, чтоб собаки не разбежались, — предупредила она, уходя из дома.

— Не бойся, собаки понимают, у кого защиты искать, ни на шаг от нас не отойдут.

И действительно, Султан и Тирл следовали за бабушкой по пятам; когда она присаживалась с веретеном к окну, откуда была видна река, они ложились у ее ног. Ворша привыкла все время работать и, чтобы не сидеть сложа руки, принялась чистить пустые хлева, не думая о том, что, может, через какой-нибудь час их зальет грязная вода.

Смеркалось. Вода все прибывала; русло мельничного ручья уже не вмещало ее. Луга за плотиной были затоплены. В просветах между вербами бабушке было видно, как колыхались волны, хотя домик Прошковых стоял на низком месте, а реку закрывал высокий берег. Оставив веретено, старушка сложила руки и начала молиться. Ворша вернулась в комнату.

— Страсть как вода бушует; животина словно чует беду: все попряталось, даже воробьев не видать, — говорила она, вытирая пыль со скамейки у окна.

Послышался лошадиный топот: по дороге от плотины мчался всадник. Остановившись у дома, он крикнул: «Берегись, вода идет!…» — и, хлестнув лошадь, помчался к мельнице и дальше, к местечку.