Бабушка

Была я до работы охоча, понукать меня не приходилось. И скоро так наловчилась, что и самою Новотную могла заменить. О ту пору император Иосиф часто бывал в Новом Плесе. Много о нем говорили, а кто видел его, хвалился будто невесть чем. Однажды Новотная собралась с товаром в Плес, а я попросила своих отпустить меня посмотреть город. Матушка увидала, что куме ноша не под силу, и говорит: «Иди, дочка, поможешь товар нести». На другой день по холодку пустились мы в путь и уже к полудню были на лугах, что у самого Плеса. Видим, в одном месте лежат бревна. Сели мы, начали обуваться. Кума и говорит:

— Куда бы мне, горемычной, пойти наперед всего с одеялами?

Видим, от города прямо к нам идет какой-то господин. В руках у него не то труба, не то флейта. Прикладывает он ее бесперечь к глазу, а сам поворачивается во все стороны.

— Глянь, никак это музыкант, — говорю я куме, — слышишь, как он свистит, а сам чего-то вертится.

— Глупая ты, девка, какая тебе флейта, да и не музыкант это вовсе, а господин, что смотрит за постройкой. Я частенько его вижу. Это такая трубка, а в ней стеклышко, сквозь то стеклышко он и глядит. Говорят, через него далеко-далеко видать, и кто где находится, и кто что делает.

— А вдруг он видел, как мы обувались? — испугалась я.

— Ну и пускай! Чего ж тут плохого? — засмеялась Новотная.

За разговором мы и не заметили, как господин очутился рядом с нами. На нем был серый камзол и маленькая треуголка, а из-под нее торчала коса с бантом. Был он молодой и красивый, — прямо картинка.

— Куда путь держите и что за товар несете? — спросил господин, остановившись около нас. Кума объяснила, что несет в Плес на продажу одеяла.

— Какие одеяла? — продолжал он расспрашивать.

— Шерстяные одеяла, господин, чтоб накрываться. Может, какое вам по вкусу придется? — И тут Новотная, скоренько развязала свой узел, разложила одно одеяло на бревнах. Кума на селе была смирная, а когда ей нужно было сбыть товар, тараторила без умолку.

— Это твой муж работал? — допытывался господин.

— Работал, золотой мой, работал, да вот на жатву два года будет, как доработался до чахотки. Хорошо, я нет-нет да и приглядывалась к тканью — и сама научилась. Теперь Мадле говорю: учись, Мадла[41], чему научишься, того никакой грабитель у тебя не отымет.

— Это твоя дочь? — снова спрашивает господин.

— Нет, соседкина. Помогает мне ткать. Не глядите, что мала, дело у нее в руках так и горит. Это вот одеяло ее работы.

Господин ласково взглянул на меня и потрепал по плечу; отродясь не видывала я таких красивых глаз — синие-синие, как васильки.

— А у тебя своих детей нет? — обратился господин к куме.

— Как же, как же, сын есть, — затрещала Новотная, — я его в Рихново учиться отдала. Господь Бог не обидел его разумом, учиться для него все равно, что орехи щелкать. А как в костеле поет!… Последний грош отдам малому с радостью, только бы вышел из него священник.

— А что, если твой сын не захочет стать священником?

— И что вы, милый господин, Иржик[42] послушный парень, — отвечала Новотная.

Между тем я все посматривала на трубочку и думала — как это все из нее видит господин.

А он словно по глазам отгадал мои мысли и говорит:

— Тебе, верно, хочется узнать, далеко ли видно в подзорную трубу?

Я застыдилась, глаз поднять не смею, а Новотная уж тут как тут:

— Она, Мадла, думала, что это флейта, а вы музыкант. Да я ей растолковала, кто вы такой.

— А разве ты знаешь? — улыбнулся господин.

— Ну, как звать вас, я не знаю, а вот что вы через трубу приглядываете за людьми, за тем, как они работают, это мне известно. Нешто не так?

Господин прямо за бока схватился от смеха.

— Угадала, матушка, угадала… Хочешь посмотреть? — обратился он ко мне, вдоволь насмеявшись, и приставил мне трубку к глазу.

Родненькие мои, кабы вы знали, что за чудеса я увидела в Яромержи! Словно я в окна к людям заглянула, каждого в отдельности рассмотрела и увидела, что он делает, будто рядом с ним стояла. За городом, в полях работают люди, — а передо мной они как на ладонке! Хотела я передать трубку куме, да она отказалась:

— Что ты, что ты, — говорит, — негоже мне, старухе, забавляться игрушками!

— Это не для забавы, для дела нужно, матушка, — возразил господин[43].

— Ну и смотрите себе, а мне ни к чему, — заявила кума, да так и не взяла трубку.

Пришло мне тут в голову: хорошо бы через то стеклышко посмотреть на императора Иосифа.

Начала я поворачивать трубку во все стороны. Господин казался таким добрым, и я призналась ему, кого ищу.

— А зачем тебе император Иосиф? Разве ты его любишь? — спросил он меня.

— Еще бы не любить, его все хвалят, говорят, он добрый и ласковый. Мы каждый день молимся, чтобы Бог послал долгую жизнь ему и его матушке.

Господин как-то странно усмехнулся:

— А хотела бы ты с ним поговорить?

— Упаси боже! Куда бы я глаза дела? — отвечаю.

— Вот не боишься же ты меня, а император такой же человек.