Бабушка

Прошек вышел на улицу, обогнул дом; перед ним предстало печальное зрелище. Старую грушу, чьи ветви столько лет защищали его кров от непогоды, сразила молния. Одна половина ее лежала на крыше, другая на земле. Уже давно не давала плодов эта дикая груша, да и плоды ее были невкусные; но грушу любили, ибо с весны до зимы осеняла она дом своей листвой.

На полях ливень также наделал немало бед; но люди радовались, что не было града, а то бы хуже пришлось. Уже после обеда дороги просохли; пан отец отправился на плотину, как и всегда, в туфлях. Ему встретилась бабушка, идущая в замок. Мельник рассказал старушке, сколько вреда причинила буря фруктовым садам, угостил ее табачком и спросил, куда она путь держит. Узнав, что бабушке идти в другую сторону, он пошел своей дорогой, а бабушка своей.

Пану Леопольду было, верно, приказано проводить бабушку к княгине, не медля ни минуты. Едва старушка показалась в передней, он без всяких расспросов тотчас отворил перед ней двери в маленькую гостиную, где сидела княгиня. Она была одна. Княгиня указала бабушке место возле себя; бабушка осторожно присела.

— Мне очень нравятся твоя прямота и искренность; я верю тебе всем сердцем и надеюсь, что ты с той же искренностью ответишь на мои вопросы, — начала княгиня.

— Иначе и быть не может, ваша милость. Извольте, спрашивайте, — молвила в ответ бабушка, недоумевая, чего княгиня от нее хочет…

— Ты сказала вчера: «Если графиня увидит родные края и то, что сердцу мило, щеки ее порозовеют». Эти слова были произнесены тобой многозначительно, и я невольно задумалась. Ошиблась я, или ты в самом деле сказала так с намерением.

Княгиня пристально посмотрела на старушку, но та нисколько не смутилась. Поразмыслив недолго, она чистосердечно ответила:

— Я с умыслом так сказала. Что на уме было, то с языка сорвалось. Хотела я, княгинюшка, вам кое о чем намекнуть. Bo-время да к месту сказанное слово дороже золота, — проговорила бабушка.

— Тебя об этом просила Гортензия? — допытывалась княгиня.

— Боже сохрани! Она, моя голубка, как видно, не из тех, что выносят свои слезы на улицу. Да только, кто сам много испытал, тот и без слов все понимает. Не всегда удается человеку утаить то, что у него на душе. Вот я и догадалась.

— О чем же? Может быть, ты что-нибудь слышала? Расскажи мне все; не простое любопытство, а забота о моей Гортензии, которую я люблю, как свое родное дитя, заставляет меня расспрашивать, — с тревогой в голосе проговорила княгиня.

— Что слыхала, то и скажу. Ничего в том нет зазорного, да и говорить я не зареклась, — ответила бабушка и рассказала, что было ей известно о помолвке и болезни Гортензии. — Одна мысль придет, другую с собой приведет; издалека-то виднее…Да и то сказать, что голова, то и разум. Вот и пришло мне вчера, ваша милость, на ум, что, может, голубка наша не по своей охоте идет за графа, а желает угодить вашей милости. Вчера-то я, глядя на нее, чуть не заплакала. Стали мы смотреть картинки, ею нарисованные. На диво хороши! И попадись мне тут одна картинка; ее, как объяснила графинюшка, рисовал и подарил ей учитель. Спрашиваю, не сам ли он и есть этот красивый господин? Ведь старому да малому до всего дело. Зарделась она, как маков цвет, встала, не сказав ни слова, а у самой глаза полны слез. С меня довольно было: ну, а вашей милости лучше знать, права ли старая бабушка.

Княгиня встала и начала ходить по комнате. С губ ее срывались слова: «Я ничего не замечала; она всегда весела и послушна… Никогда не заговаривала о нем».

— Ну, ваша милость, — отозвалась бабушка, невольно слушая это размышление вслух, — человек человеку рознь. Иному радость не в радость, печаль не в печаль, покуда с людьми не поделится; другой, наоборот, чувства свои всю жизнь в себе носит, с ними и в гроб ложится. Таких людей трудно расположить к себе. Ну, да любовь рождает любовь. Мне сдается, что с людьми — как с травами. За одной далеко ходить не надо, всюду ее найдешь, на каждом лугу, на каждой меже. За другой же приходится забираться в чащу леса и разыскивать ее под опавшей листвой; не посчитаешь за труд полезть за ней и на крутые горы и на дикие скалы; внимания не обратишь на терновник и колючки, что порой преграждают путь. Зато такая травка мне во сто крат дороже. Знахарка, что приходит к нам с гор, всегда говорит, вытаскивая из корзинки душистый мох: «Много труда положено, чтоб отыскать его, да он того стоит». Этот мох пахнет фиалками и зимой благоуханием своим напоминает людям о весне. Простите меня, ваша милость, всегда я с дороги собьюсь. И еще хочу я сказать, может графинюшка весела была, покамест жила надеждой, а как изверилась, тут любовь еще сильнее разгорелась. Ведь часто так бывает, как что утратишь, оно вдвое милее станет.

— Спасибо за правду, матушка, — сказала княгиня, — удастся ли мне завоевать ее расположение, не знаю… Только бы она была счастлива. Гортензия всем обязана тебе, без тебя я оставалась бы в неведении. Не хочу тебя больше задерживать. Завтра Гортензия думает взяться за рисование, приходи же с внучатами.