Бабушка

— Вчера было у нас как на Пражском мосту, и нам не удалось поговорить, но я знаю, что ты хотела мне рассказать что-то о тальянце. Теперь рассказывай, только поскорее: жду наших из церкви, да и гости сейчас придут, — отвечала бабушка.

— Вообразите себе, этот бродяга, этот Талянец приходил каждый день к нам пить пиво; от этого худа нет, ведь гостиница для всех, но он хоть бы сидел как порядочный человек за столом, а то ведь весь двор как метла обойдет, лазит даже в коровий хлев, словом, куда ни повернусь, он всюду за мной. Отец хмурился на это, но вы его ведь знаете, человек он добрый, и курицы не обидит, да и не хочется ему отбить гостей от своей гостиницы, в особенности из замка. Положился он во всем на меня. Я от тальянца несколько раз отделывалась грубостью, но он прикидывается, будто не понимает; а я знаю, что он хорошо смыслит по-чешски, хоть и не умеет говорить. Вечно твердит свое: esky olka mam rad; вдруг сложит передо мной руки, да и встанет на колени.

— Ах он бездельник! — вскричала бабушка.

— Вы правы, бабушка. Эти господа столько нагородят вам всякой всячины, что уши вянут; Бог знает, до чего дошел бы человек, если б им поверил; да мне эти глупости головы не вскружат. Но этот тальянец вывел меня из терпения. Третьего дня мы были на лугу, на барском сенокосе. Там попался нам Мила (бабушка при этом недоверчиво улыбнулась); мы разговаривали о разных разностях, я и сказала ему, какой крест несу с этим тальянцем. «Ну не беспокойся, — говорит, — уж я позабочусь о том, чтоб он не ходил к вам». «Как бы вы не рассердили отца, — говорю я: — ведь я знаю, что Жерновские парни — продубленный народ». Вечером опять пришел милый тальянец; а через минутку нахлынули и парни; их было четверо, между ними Мила и товарищ его Томеш. Ведь вы знаете Томша? Добрый малый; он еще женится на Анче Тихановой, моей подруге. Я была так рада, когда они пришли, точно мне новое платье подарили. С радостью бегу я наливать пиво, и с каждым чокнулась... Тальянец сердито нахмурился: с ним я никогда не чокалась; кто его знает, не дал бы еще чего человеку. Парни сели за стол и начали как будто играть в карты, а между тем все насмехались над тальянцем. Витек сказал: «Посмотрите-ка, ведь вылитая сова». А Томеш на это: «Я уж давно жду, скоро ли он со злости себе нос откусит. Это ему не трудно сделать: у него нос до самой бороды!» Так все и шло; тальянец от злости менялся в лице, но не говорил ни слова. Наконец бросил деньги на стол, оставил пиво и ушел, не раскланявшись. Я вслед ему перекрестилась, а парни сказали: «Если б он мог проколоть нас взглядом, нас бы давно уже не было». По его уходе я пошла опять к работе: вам известно, что с тех пор как мама не совсем здорова, вся ответственность лежит на мне. Парни тоже скоро ушли. Уж было больше десяти часов, как я пришла в клеть ложиться спать. Только что я начала раздеваться, как вдруг в окошко: тюк! тюк! тюк! Я подумала, что это наверное Мила, может быть забыл что-нибудь, — он всегда что-нибудь забудет. Я ему часто говорю, что он у нас и голову когда-нибудь забудет.

— Да уж и забыл! — намекнула бабушка.