Бабушка, Grand-m`ere, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

5 марта 1895 года

Немного же я продержалась: опять начинается сон непробудный, из которого мне всегда очень трудно бывает выйти, а как бывает гадкое скверное состояние, я всегда боюсь подобного состояния, тогда всякое дело противно, и я положительно через силу могу себя принудить чем-нибудь заниматься, является сонливость, полнейшая апатия ко всему. Нет, положительно, подобная жизнь, подобное состояние мне не под силу. И что же предпринять, за что взяться? Нужно еще подождать.

Недавно умерла женщина от родов. Понятно, бабушки собрались и как умели, так и мучили бедную женщину, даже, говорят, руку ребенку оторвали; понятно, тут не воскреснешь. Я мучилась сознанием своего бессилия помочь хоть чем-нибудь. Нужно еще подождать. Боже, укажи мне, на что решиться. Господи, укажи мне путь мой! О, как все гадко, скверно! Даже к школе я охладела; просто трудно заниматься, хоть бы скорее кончить. Хоть убей, не могу написать писем, а надо бы ответить. Бежать бы куда-нибудь, бежать! И хотелось бы писать каждый день, да совершенно нечего, дни за днями идут так однообразно, что один от другого не отличишь, разве по числам и названиям дня. Нет сил, я чувствую, бороться с тем равнодушием ко всему хорошему в нашем народе. Скажут, нехорошо это: капля камень точит. Да я это хорошо понимаю, но в то же время сознаю и другое, я лучше больше постараюсь развить хорошие чувства в учениках, меня радует, что со временем перевоспитается весь народ, не будет этой закоснелости, только вот что плохо, что иной развитой и понимающий человек гораздо безнравственнее самого плохого мужика. Не случилось бы того же, тогда лучше пусть он пребывает в черном теле, как говорится: в нем и теперь много хороших качеств, но хотелось бы верить в будущее хорошее. Если б умела, то многое бы написала, что чувствую и думаю, что меня интересует, тяготит, но, как было сказано выше, я не умею изложить своих чувств на бумаге.

1895 год

14 сентября, вечер

Спустя пять месяцев.

Вскоре после тифа; захворала я им в последние числа июня.

Ну, батеньки, объелась; и аппетит у меня после тифа такой, что я не рада, потому что только и на уме: как бы поесть. Нечего сказать, часто заглядываю в свой дневник, да и теперь пишу от нечего делать, почему-то не хочется.

Я подучила девочек Любу, Олю и Клашу [племянниц. – Н. Р.]обмануть Кешу, что была Домна Павловна [возможно, невеста Кеши. – Н. Р.],и спрашивала его. Кеша поверил, но когда узнал правду, то сам стал нас обманывать (меня, конечно, поддразнивать), так что сегодня и правду сказал, а я не поверила. А сказал он, будто бы Д. Д. Никитский в тифе болен; я хоть не верю, а у самой заныло сердце и верить боюсь, а тут папаша подтверждает Кешины слова; все это насказал солдат, который с неделю как пришел из службы и говорил, что Митя при нем еще поступил и захворал. (Фамилия солдата: Хорунжий.)

Среда, 10 октября 1895 года

Предыдущее все я писала с большой ленью, да вообще я не специалист по этой части.

Вчера получила письмо от Анюты, в котором она сообщает, что была у Мити. Митя говорит, точно пьяный, волнуется еще при посещении посторонних, оброс бородой. Это еще ничего, что оброс, а я вот плешивая совсем, самое время сходить в фотографию и изобразить из себя Василису Прекрасную с лысиной, освещающей всю комнату. Девочки набивают моими волосами подушки и перины для кукол. Без Кеши мне скучно стало, да что! Я скоро сойду с ума: так противно, и школу брошу, стану торговать – самое благородное занятие!

По милости моей и год пропал.

Не то чтобы мне было, нет, не могу, все еще голова болит. А впрочем, наплевать.

Вот сознаю же я свою тупость, неспособность учить, а все-таки продолжаю.

Не будь папы, я бы отказалась, а кроме того, и занятий подходящих нет; служить же для того, чтоб получать деньги… Ничего нет, лучше бросить…

21 октября 1895 года, суббота