Бабушка, Grand-mere, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

Дорогая Екатерина Константиновна! Сегодняшний день делается благодаря Вашему письму счастливейшим днем моей жизни. Правда, письмо Петра Ивановича, полученное мной одновременно с Вашим, дорогим и незабвенным письмом, немного затуманило тот светлый горизонт, который сразу передо мною открылся. Но теперь, когда я услышал от Вас заветное «люблю», целый мир не страшен мне, с целым миром я готов бороться, чтобы только Вы были счастливы, чтобы дождаться той минуты, когда между нами никого, кроме Бога, не будет. Письмо Петра Ивановича звучит даже враждебно, и это, конечно, устраняет всякие мои письменные с ним объяснения. Грустно, тяжело мне, желающему любить всех тех, кого Вы любите, встречать с первого же шага эту непонятную враждебность!! Но даю Вам слово, что всегда буду уважать Петра Ивановича и помнить, что и он Вас любит, и он желает

Вам счастья, но только по-своему. Кто из нас прав – решит время. После Вашего письма у меня сразу выросли какие-то мощные крылья, прибавилось сил и бодрости, так что даже окружающие меня в Лазарете офицеры заметили во мне перемену: я объявил им о своем счастье, конечно, не назвав Вашу фамилию. Вообще, до приезда моего в Вильну, с Вашего разрешения я хочу объявить об этом событии в моей жизни только самым близким мне лицам, то есть отцу, матери, брату и сестре. Но не поручусь, что не разболтаю это и другим: у счастья язык очень болтлив, да и зачем молчать?! Я и без того слишком 4 года молчал, таился, даже лгал, как будто любя Вас честно и глубоко совершал преступление! В июне, когда, даст Бог, окончу Академию и приеду в Вильну, мы обо всем переговорим, все окончательно выясним и, быть может, рассеем и те немногие тучки, которые собрались над нами!

Здоровье мое поправляется, и я уже выезжаю в теплые дни гулять, а теперь я уверен, что пойду быстрыми шагами к выздоровлению. Доктора советуют отложить экзамен хоть до осени, но я и не могу, и не хочу: это значило бы заставить меня еще мучиться, еще ждать, еще Вас не видеть!!.

Вы упоминаете о холодности Ваших писем?.. Прежде она волновала меня, теперь же я сумею найти там и теплые строчки, поверьте.

Получил ли хороший, благородный Андрей Константинович мое письмо? Как хочу я сойтись с ним и приобрести его любовь и доверие! Кончаю письмо, по обыкновению не написав всего, что хотел. Благодарю же еще раз за уверенность во мне, за ту твердость, с которой идете ко мне навстречу! Нет, я не ошибся в Вас, я Вас не идеализирую, я знал, с кем соединяю свою судьбу с этого знаменательного дня!

Вся жизнь моя теперь будет направлена на то, чтобы Вы никогда не раскаялись в своем шаге! Будьте счастливы. Уважающий и любящий Вас

Ал. Жиркевич

Дорогой нашей Варваре Ивановне свой привет, так же как и другу моему Клеопатре Александровне. Пишите, если можно, хоть раз в неделю и хоть парочку слов. Боже, как я счастлив и как я даже поглупел от счастья, от новизны положения!!

Вильно, 26 Марта 1888 г.

Дорогой мой Александр Владимирович! Получив письмо Ваше с уведомлением, что Вы посвятили Вашу Мать и прочих членов Вашей семьи в нашу тайну, я решила написать Вашей Маме от себя по этому поводу; сегодня же узнаю от Клеопатры Александровны, что Вы собирались просить Вашу Маму написать мне; но я сгорела бы от стыда, если бы она, а не я, сделала первый шаг, чтобы завязать добрые отношения. Итак, напишу ей первая – и посылаю Вам свое письмо для прочтения, припишите адрес и отошлите его по назначению. Жаль мне бедной Вашей сестренки: вот кому будет тоже немного грустно первое время после Вашего сообщения о нашем взаимном соглашении. Вы мне говорили когда-то, что она мечтает о том, как она будет у Вас хозяйкою по окончании института. Да оно и понятно: я тоже ревновала бы немного Андрюшу, если бы он женился прежде, чем я бы вышла замуж. Надеюсь, впрочем, что мне не придется столкнуться на первых же шагах с таким холодным приемом в Вашей семье, каким встретил Вас Петр Иванович. Мне было бы еще тяжелее, чем Вам, потому что не Вы, собственно, входите в мою семью, а я в Вашу. Бедный Вы мой, я ведь знаю, какое письмо написал Вам Дядя! Я читала его, но, конечно, не могла ничего сделать, чтобы оно было изменено, – добилась лишь того, чтобы оно не было послано прежде моего ответа на Ваше предложение. Петр Иванович сказал Андрюше, что он решил более не говорить со мной по этому поводу, а я поняла это как предупреждение, чтобы не начинать этого разговора. Но все же мне надо будет задать этот вопрос не раз еще: его не обойдешь. Ужасно горько было бы мне, если бы Дядя отказался быть моим посаженым отцом: это было бы жестоко с его стороны! Он мне сказал, что, во всяком случае, мои с ним отношения не изменяются и что я в его расположении сомневаться не могу; что ежели бы у него была дочь, он не любил бы ее более меня: не может быть, чтоб после брака он отказал моей просьбе!