Бабушка, которая хотела стать деревом

Вот и не знаешь, какой вариант хуже, то есть лучше. А если соседки языки распускают, то все, проще умереть, лишь бы не слушать их предположения. Но перед смертью надо обязательно маникюр сделать. Сплетницы обязательно проверят, как лежишь – с маникюром или без. Если без, тогда уже умер, а все равно от них покоя не будет. Внукам будут припоминать, как их бабушка в гробу лежала в неприличном виде. Так что дядя Самвел оказался в женском царстве, где без конца варился кофе, клиентов угощали сладостями, могли накормить обедом, налить коньяку, если вдруг случилась головная боль. Ведь всем известно, что таблетки от головной боли не помогают, как авторитетно заявляла Карина, только коньяк. В салоне всегда случался легкий дурдом, никто никуда не спешил, запись на определенное время считалась недоразумением и условностью. Но клиентская база быстро набралась из знакомых, знакомых знакомых, случайных посетителей, ставших постоянными, которые готовы были приходить и приезжать в этот салон за атмосферой кавказского гостеприимства, за чашкой вкуснейшего кофе, который Карине присылали посылкой из Тбилиси и который она лично варила в старой джезве, за ощущением немного сумасшедшего дома, где каждого выслушают, посмеются, посочувствуют.

Здесь не было тайн – все знали, как зовут детей, мужей, тетей, дядей. И если клиентка считала свекровь невыносимой, ее все горячо поддерживали. Если после невестки в салон приходила свекровь и жаловалась уже на невестку, ее тоже горячо поддерживали. Отчего-то в этом салоне становилось легко, будто ты оказался не в столице, а в тбилисском дворике или в ереванском – не важно. Тут всегда были рады детям, которых закармливали сладостями, зацеловывали и затискивали. Пришедшую на маникюр молодую маму усаживали в кресло, а ребенка в коляске выдавали дяде Самвелу, отправляя гулять в парк. Дядя Самвел с кем только не гулял – что ни день, другая коляска. Мамочки в парке удивлялись: какой прекрасный дедушка! Столько внуков! Дядя Самвел молчал и улыбался. Он знал, где в колясках хранятся соски, погремушки, термос со смесью, памперс и салфетки на случай, если ребенок проснется. Когда поначалу дядя Самвел объявил, что не собирается менять памперсы, Карина ему такой скандал закатила, что он быстро передумал.

– Если я превращаю Наиру в блондинку и выщипываю ей брови, то и ты будешь менять памперсы! – закричала Карина. Наира была старшей сестрой дяди Самвела, жгучей брюнеткой с такими бровями, с которыми могла справиться только Карина. – У нее везде волосы растут, и усы есть, и борода! Так ей мало, она еще хочет, чтобы я ей руки делала! Я спрашиваю: Наира, где твои брови и где руки? А она отвечает, что очень недалеко, и руки мне под нос вот так нагло выставляет, как ты сейчас от погулять с бедным ребенком отказываешься! Если сейчас же не пойдешь гулять с коляской, я позвоню Наире и скажу, что она может ходить с усами и бородой сколько захочет!

Дело в том, что Карина владела уникальным навыком эпиляции с помощью двух скрученных нитей. Никаким другим способам Наира не доверяла. Процесс был завораживающим. Клиентки, давно собиравшиеся уйти, задерживались, чтобы посмотреть, как это происходит. Карина владела нитями искусно, скручивая и раскручивая их с невероятной скоростью и точностью.

– У Наиры нет усов и бороды, – тихо заметил дядя Самвел, почесывая густую щетину.

– Конечно, нет! Я их удаляю! – воскликнула Карина. – Чтобы все думали, что у нее от природы такая гладкая кожа, как у младенца. И она такая блондинка, будто у нее папа натуральный блондин! Нет, альбинос! Боже, ты не знаешь, чего мне это стоит! Так что сейчас не расстраивай меня и уже возьми коляску и иди в парк! И поменяй памперс! Да, еще спой песню, эти погремушки только раздражают!

– Кого? – уточнил дядя Самвел.

– Меня, конечно! Но если мне неприятно, значит, и ребенку тоже, – пожала плечами Карина. – Тебе было бы приятно, если бы перед твоим носом что-то трясли? Эти молодые мамы сначала себе бы так сделали, а потом ребенка мучили. Ребенок должен человеческий голос слышать, а не это тилень-белень.

– Да, дорогая, – отвечал с тех пор дядя Самвел и шел гулять в парк, так и не признавшись, что ему это очень нравилось. А возмущался он, потому что так требовали традиции – детьми занимаются женщины. Погремушки он никогда не использовал. Если ребенок просыпался или начинал хныкать, дядя Самвел доходил до ближайшей лавочки, садился, доставал из коляски ребенка и позволял малышу ухватиться за свой нос. А там было за что хвататься. Увидев такой нос, ребенок тут же переставал плакать – то ли от ужаса, то ли от восторга. Как с гордостью подчеркивала Наира, которой тоже досталась эта характерная семейная черта, в профиль она – Нефертити.