Бабушка, расскажи сказку!

Прилетает как-то самолёт, «кукурузник», двукрылый. Садится у нас на лугу перед нашим домом, да и перед домом Кошелевых (Забановых) – они тогда были нашими соседями. Вся деревня собралась посмотреть на такое, понятно, чудо.

Лётчик, гордый такой, высовывается из кабины и кричит народу:

– Ну, кто из вас отважный имеется? Залезай, прокачу.

Тётя Настя к своему квартиранту:

– А что, можно мне-то?

– Давай, – говорит председатель, – если не страшно.

– Чего там страшного-то! Летают же люди, а я што, хужее них, што ля?

Подсадили тётку Настю, самолёт разбежался, взлетел, сделал два круга над деревней и доставил лягушку-путешественницу обратно на землю…

– У-у-ую, – подвывает ветер в трубе, и также «шепчут» вслед по окнам и стенам снежные струйки…

И ещё один забавный случай. Пошли, как-то, в церковь, в Рудовку тётя Настя и тётя Даша Авилова. Пошли очень рано утром, чтобы успеть к началу службы. Служба закончилась, началось причастие. Очередь очень большая. Отстояли. Подошли причащаться. Первая была тётя Даша.

– Как звать? – спрашивает священник.

– Дарья.

– Причащается раба Божия Дарья, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

Подходит тётя Настя.

– Как звать?

А она растерялась, может быть, от долгого ожидания, может быть, от ответственности момента, и повторила за своей товаркой:

– Дарья.

– Причащается раба Божия Дарья, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!

А после тётя Настя и говорит тёте Даше:

– Что же я наделала! Я ведь причастилась Дарьей!

– Ну и что! Дарья и Дарья. Бог там разберётся.

Но тётя Настя не стала надеяться на дальнейшую свою судьбу с причастием, встала ещё раз в очередь и причастилась Настасьей (Анастасией).

В начале 60-х годов тётя Настя с матерью переселились непосредственно в деревню, в серединку, купили дом у Фроловой Анны рядом с Колмаковыми. Второй их сын, Анатолий, к этому времени с ними уже не жил, уехал после службы в армии, кажется, в Москву, к брату. Дочь Александра вышла замуж, в соседнюю деревню Масловку, за Некрасова, тоже Александра.

Соседство с Колмаковыми оказалось очень беспокойным. От шалостей местных ребятишек, совсем даже и не Колмаковых. Они, например, зимой протрусят сеном дорожку от дома Кошелевых к Колмаковым. А наутро шум от тёти Насти: «Ах, щавели, хоть что они это сделали!»

Это она, естественно, про ребятишек Колмаковых. «Щавель» у неё ругательство в отношении человека. А того не догадается, что кто же будет так нарочито сыпать сено в свою сторону? Ну а тётя Вера, Вера Ильинична Колмакова, мать «щавелей», в ответ слово не задержит. Поэтому часто утро начиналось не только одновременно с рассветом, но и с шумом в середине деревни. А зимой, по морозцу, голоса далеко разносились…

Вероятно, читатель скажет, мол, что ты прилепился к этой Насте, других, что ли нет? Есть, конечно, дальше и появятся, хотя и не в таком подробном изложении, но будут…

В доме темно. Лампа зажжётся, когда дедушка и родители придут с работы, да ещё и на своем дворе надо было что-то на ночь сделать.

– Шшш-шу-у-у-ш-ш, – шипит снежная крупка в окошки, с одновременным сопровождением игры печной трубы.

Рядом постукивают спицы. Это бабушка вслепую вяжет очередной носок, чулок или варежку. Мы сидим на печи: бабушка, мой брат Мишка и я, Серёжка. Мне лет четыре-пять-шесть, брат постарше почти на два года. Здесь я рассказываю о времени, когда ещё не родилась сестра Валентина, то есть до лета 1956 года. Под рукой у меня урчит кошка, я глажу её и ощущаю вибрацию от урчания: вдох-выдох, вдох-выдох.

– Бабушка, расскажи сказку, – просим мы.

Бабушку врасплох вопрос этот не застаёт. Она ждёт его, потому что так у нас было установлено. И только когда в таком составе, разве что иногда без кошки, и только когда зима, и мы на печи в ожидании света, родителей и дедушки. Это наш ритуал.