Бабушка сказала сидеть тихо

Купринька рот от удивления открыл и глаза протер. «Ф-ф-ф-ф», – распыхтелся. Каждый раз этот фокус проворачивается бабушкой Зоей как впервые. Пропадает телевизор под покрывалом бесследно. Хоп – и нет ничего, одна тряпка болтается, и смотреть уже не посмотришь. И Купринька, наивное, глупое дитя, верит, что все исчезло бесследно – весь телевизор, все программы вместе с ним. Купринька один раз выглянул раньше положенного из шкафа, вечер был, но еще не полностью стемнело. Бабушка Зоя смотрела новости и не заметила, как Купринька пробрался за диван и стал смотреть вместе с ней.

А в новостях что? Ничего ж хорошего каждый день. Рубль падает. Американцы расстреливают друг друга, это все потому, что у них там оружие даже младенец может так просто взять и купить. Шахтеров вон завалило, пятеро под землей все еще. А в Сибири пожар, не потушить. Террористы опять же везде: убивають.

Нельзя Куприньке такое смотреть. Никакое Куприньке нельзя смотреть! И самой бы бабушке Зое перестать, да это ж как наркотик: едва шесть пробьет (а у бабушки Зои именно такие часы, что бьют каждый час, негромко, но бьют), как ноги сами к дивану несут, руки сами пульт в руки берут, а там уже «Добрый вечер. В эфире новости».

И пропал. И не слышишь ничего, и не видишь ничего – информацию впитываешь. Но маленько все же нужно, иначе откуда еще правду о том, что в мире творится, узнать? От Анфиски-балаболки из третьего дома, что ли? Или все же от Екатерины Андреевой? Анфиске никто в деревне не верит, а Андреевой – вся страна. Так-то. Куприньке же не положено знать, ни кто такая Анфиска, ни кто такая Андреева. Неизвестно, что он от этих особ понахватается. Он ведь жизни не видал! Не то что бабушка Зоя, вот та может отличить, как говорится, зерна от плевел, правду от вранья бесстыжего. То-то же! А Купринька взял и подглядел. Взял и отсмотрел целый выпуск новостей. Там, правда, не Андреева была, другая какая-то ведущая, фамилию не упомнишь уже. И бабушка Зоя Куприньку не приметила, пока тот не крикнул из-под дивана: – У-у-утин. У-у-утин.

В тот вечер много про президента говорили. Бабушка Зоя испугалась, подпрыгнула на диване. Увидела Куприньку и испугалась еще больше.

– Ты зачем вылез? – закричала бабушка Зоя. Руками замахала. – Нельзя! Нельзя! Фу! Назад! Назад! – Подопнула легонько Куприньку к шкафу. Купринька зарычал, засопротивлялся, к телевизору кинулся и ну по нему рукой колошматить. – Фу! Фу! – еще громче закричала бабушка Зоя. А Купринька не унимается. Схватила его тогда бабушка в охапку и в шкаф кинула. Как и сил хватило.

Купринька в шкафу колотится, кричит оттуда:

– У-утин! У-утин! – Пришлось бабушке Зое привалиться к дверке спиной, чтоб не вырвался. Насилу тогда успокоился, все бился и бился в дверь, аж шкаф дрожал да трясся. С тех пор к телевизору Купринька не допускается. Не забывать бы еще экран занавешивать, чтобы не бередить первобытные чувства человечка. Купринька отвернулся от завешенного покрывалом телевизора.

– Ням, – говорит.

Бабушка Зоя расплылась в улыбке:

– Это можно. Это я могу. Все труды человека – для рта, а душа не сытая[5]. Ступай за мной.

Купринька перекувырнулся через голову, попробовал повторить за бабушкой Зоей – пройтись прямо и на двух ногах, но не удержался, бухнулся об пол. Не заплакал. Голову почесал недоуменно, а затем по-привычному, отклячив попу кверху, на несогнутых задних лапах, быстро-быстро перебирая передними. Бабушка Зоя оглянулась, ухмыльнулась: уж до чего смешон Купринька, до чего забавен. За стол его сама усадила, а то опять всю посуду сметет, за скатерть хватаясь. Бывало уж такое, и не раз. А коли скатерть убрать, то уж совсем не по-человечьи выйдет.

Первое время пыталась баба Зоя Куприньке в миску еду насыпать да под стол ставить, но как-то оно неуютно: кто-то шебуршит под ногами, чавкает, разливает и рассыпает все. И потом, как проконтролируешь, хорошо ли поел Купринька, сытно ли, до пуза ли, аль развозил все по полу, в щели затолкал и справился? Да и первое время Купринька совсем беспомощный был, без бабушки Зои не справлялся никак. Так что пришлось приучать его за столом сидеть (худо-бедно получилось) да кормить самой с ложечки.

В дни, когда Купринька дулся, вот как вчера да позавчера, выманивать его из шкафа едой, а как вылезет, все равно за стол усаживать. Что ж он, зверь какой, что ли, чтоб не за столом есть?

– Куда ж ты торописся, чудушко? – Бабушка Зоя легонько шлепнула Куприньку по рукам, которыми он пытался залезть с тарелку со щами. – Горячо же еще! Горячо-о, жога-жога, – приговаривала бабушка, дуя в тарелку.

– Фу-у-у-у-у, – пытался повторить за бабой Зоей Купринька. Он смешно надувал щеки, краснел и громко выдыхал, но воздух направлял куда-то в сторону, не на суп, а больше к окну или в угол куда.