Читаем Бабушки, бабки, бабуси полностью

— Вот мать спрашивает, когда мы Катю отдадим замуж. Говорит, что ей нравится этот Сева…

Валентина Ивановна сухо отозвалась:

— Не знаю. По-моему, Катя еще молода…

— Как же молода? — с искренним удивлением спросила старуха. — Я-то уже в ее годы… Да ты сама скольких лет замуж выходила?

Валентина Ивановна стала прикидывать. Вышло, что разница в возрасте была не так уж велика, а главное, Валентина Ивановна вспомнила, что и на ее пути стояли почти эти же самые препятствия: несогласие родителей, мнимое «легкомыслие юности», которое ей приписывали… Вспомнила она и то ощущение несправедливости, которое было у нее тогда… И впервые Валентина Ивановна в мыслях благосклонно отнеслась к замужеству своей падчерицы.

Александр Петрович по случаю приезда матери хотел просидеть вечер дома, но через час, когда было все обсуждено и повторялись уже высказанные ранее мысли, он надумал уйти. Валентина Ивановна сердито заметила:

— Мне кажется… — Валентина Ивановна пыталась остаться спокойной, но ей это не удалось, — мне кажется, что в день приезда твоей матери… да, твоей, а не моей… ты мог бы и остаться дома!

Но даже сорвавшись в гневный тон ссоры, Валентина Ивановна больше наблюдала за свекровью, чем смотрела на мужа. Она ждала, что старуха, если не словом, то хоть выражением лица обнаружит свою симпатию к сыну против нее, невестки. Аграфена Петровна, кряхтя, отошла в угол — к своим мешкам — и принялась для чего-то перебирать их содержимое. А когда ссора разрослась и Александр Петрович крикнул жене что-то очень резкое, старуха, не торопясь, вышла на середину комнаты, покачала головой и укоризненно сказала сыну:

— Ой, что это нехорошо как, Сашенька!.. Вы ведь люди городские, ученые, вам бы помягче надо!.. Да особенно с женою.

Валентина Ивановна в этот миг тяжело дышала от обиды и придумывала, что бы позлее ответить мужу. Поступок свекрови поразил и даже тронул ее. Она почувствовала, что может прослезиться. Мелькнула мысль: «Как глупо! Еще недоставало реветь, чтобы она подумала о нас черт знает что!..»

Александр Петрович, смущенный, покинул комнату. Произошла пауза.

Аграфена Петровна снова обратилась к своим мешкам. Только когда хлопнула входная дверь — значит, Александр Петрович все-таки ушел, — старуха произнесла:

— И ну его! Ты знаешь их, мужиков: покуда его дома держат, он все на сторону глядит. А отошли ты его завтра куда-нибудь, он, как пришитый к юбке твоей, будет сидеть…

— Да, но мне скучно без него… тоскливо… — ответила Валентина Ивановна.

— Как не тоскливо! Что ж, я сама не знаю?.. Иной раз цельную ночь не спишь: мужа дожидаешься. Его, может, дела домой не пускают, а может, и загулял где… И так тебе тревожно… Все думается: а ну как обидит его кто, особенно по пьяному делу! А уж кругом все спят, только собаки на дворе брешут. А потом рассвет начинается — то темно было, а тут посерело все в избе, и так-то все некрасиво покажется, грязно, неуютно!.. А утром он и является — здрасьте, пожалуйста, тут как тут, целый и невредимый. И даже не пьяный другой раз. Такая уж наша бабья доля…

Валентина Ивановна промолчала, а потом заметила как бы невзначай:

— Видите, мама, он еще пить начал.

Лицо у старухи сделалось серьезным.

— Пить? — переспросила она. — Это худо. Что же он, не дай бог, запойный? На работе пьет?

Предположения старухи были так далеки от того, что существовало на самом деле, что Валентине Ивановне вдруг стало ясно: печалиться решительно не о чем. Валентина Ивановна улыбнулась совсем безмятежно и поспешила успокоить старуху:

— Her, мамочка, до этого дело не доходит. Он вообще без компании и не дотрагивается к вину.

Старуха вздохнула:

— Ну, это что!.. Я было испугалась. А так, я вижу, вы хорошо живете, ладно…

И Валентина Ивановна внезапно поняла, что старуха совершенно права. Действительно, жизнь шла хорошо и без особенных забот и тревог. Впрочем, она тут же заговорила со свекровью о том, что вот надо бы послать Александра Петровича в дом отдыха — очень уж заработался; купить кое-что неплохо бы из домашней утвари и прочее…

Александр Петрович вернулся поздно. Дверь ему открывала старуха и на вопрос, что слышно в доме, отозвалась шепотом:

— А что может быть слышно? Спят все.

— И Валюша спит?

— А то как же? Чего ей до петухов сидеть?

— Сердилась она на меня?

— Что-то не приметила. Часов до двенадцати мы с ней поговорили, все дела успели обсудить, а потом и спать полегли…

— Ты у меня, мамаша, прямо ангел мира, — улыбаясь, сказал Александр Петрович и обнял мать.

Старуха, почти кокетливо поджав губы, заявила:

— Какой из меня ангел!.. Я вот чертям скоро достанусь на закуску…

— Ну, ну, ну, поживем еще! — отмахнулся Александр Петрович и пошел в спальню.

…Уезжала бабушка не через неделю, как предполагала, а через две с половиной недели, «погулявши на Катиной свадьбе», по ее выражению. Провожали всей семьей. А Дуся, которая осталась дома, выбежала на улицу простоволосая и долго махала рукою вслед машине.

В пути и даже еще на вокзале все уговаривали бабушку:

— Ну, куда торопиться? Пожила бы еще у нас!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Крокодила»

Похожие книги

Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 18. Феликс Кривин
Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 18. Феликс Кривин

«История состоит из разделов. Первый раздел, второй раздел, третий раздел. И хоть бы кто-то одел… Вот такая история.»Цитировать Феликса Кривина можно очень долго и много.Но какой смысл? Перед вами книга, в которой вы на каждой странице столько всего найдете, чего бы хотелось цитировать. Ведь здесь в одном томе сразу два — и тот, что в строчках, и тот, что между строк.Настоящая литература — это кратчайшее расстояние от замысла до воплощения. В этом смысле точность формулировок автора почти математична:«Дождь идет. Снег идет. Идет по земле молва. Споры идут. Разговоры.А кого несут? Вздор несут. Чушь несут. Ахинею, ерунду, галиматью, околесицу.Все настоящее, истинное не ждет, когда его понесут, оно идет само, даже если ног не имеет.»Об этом приходится помнить, потому что годы идут. Жизнь идет, и не остановить идущего времени.

Феликс Давидович Кривин

Фантастика / Юмор / Юмористическая проза / Социально-философская фантастика