Читаем Бабушкин внук и его братья полностью

— На здоровье. Ты же сама сказала, что среди мальчишек встречаются люди.

— Конечно…

На рассохшейся парте у крышки была щель. Широкая, в палец. Настя прямо через нее и прочитала мое сочинение.

— Ух ты, пятерка… Только тут написано: «Я жил в садовом домике». А у нас ведь нет сада за городом.

— Кто тебя будет проверять? Ну, скажешь: гостила у знакомых…

— А ты как? Ты ведь это для себя…

— Подумаешь! — И я с ходу написал название: «Старик-огневик»…

«Летом я жил в лагере «Богатырская застава». Наш отряд однажды отправился в поход. У Птичьего озера мы остановились на ночной привал. Поужинали кашей и печеной картошкой и легли спать. Я лег у костра, потому что в палатке было жарко. Лежу и вижу: из огня выбрался старичок. Ростом он был с полено, а борода у него была очень длинная, и в ней горели искры. Он стал что-то говорить, но без звука. Я смотрел на него и старался расслышать. А он сердился и мотал бородой. Вдруг мне сильно обожгло ногу. Это конец огненной бороды зацепил ее. Я вскочил и заплясал как сумасшедший. Старик пропал. Когда я рассказал про него, ребята смеялись. Ногу смазали и забинтовали. А инструктор Володя объяснил: «Ты уснул близко от огня».

Получилась как раз страница. Наверно, хватит. Но я еще дописал на обороте:

«Тлеющую траву залили из ведра. Но мне еще долго чудилась в траве борода старика-огневика, в которой мерцали горящие точки».

Уф… Я откинулся к спинке скамьи. Настя тоже поставила последнюю точку. Смотрела и улыбалась.

— Готово?

— Списывать — не сочинять. Возьми листок… — И опять слегка задурачилась: — Данке шен.

— Биттэ шен, фройлен.

— Не отвлекайтесь, господа, — сказала в пространство Дора Петровна.

Мы притихли.

Настины гольфы были, наверно, слишком тугие. Я заметил, что она их приспустила и тихонько трет рубчатые следы от резинок. Она почуяла, что я смотрю, перехватила взгляд. Я, кажется, заполыхал ушами, но прятать глаза было поздно. Настя виновато сказала:

— Я теперь поняла, что «резинка» от слова «резать»…

Чтобы не сгореть, я притворился равнодушно-деловитым:

— Скрути вниз — и не будет резать.

— Ага… — Она чуть не с головой спряталась под партой и скатала гольфы на сандалетки белыми баранками. И глянула на меня, не разгибаясь:

— А откуда у тебя на ноге такой… кленовый листик?

— Здесь написано, — я толкнул ей свою тетрадку.

Она прочитала. Глянула опять вниз и на меня.

— Очень больно было?

— Сперва да… Но не так уж… — И соврал бессовестно: — Когда зуб дерут, хуже. Видишь? — И оттянул губу.

— Ой, какая дыра! Ты поэтому и не пришел вчера?

— Естественно. Щека была — во! Как дыня… — Я понял, что пора тормозить вранье, опять заегозил на скамейке.

— А почему ты все время вертишься? — спросила Настя (с насмешкой или без?). — Будто и сейчас болит что-то.

Я сказал нахально:

— Штаны пытаюсь нарастить. Они прошлогодние, ноги вон как торчат.

Она так же деловито, как я, посоветовала:

— Чиркни у колен — и будут бермуды. Вон как у Игоря Тулеева, — она показала вперед. — Или вон, у Вальдштейна…

Игоря Тулеева на передней парте я не разглядел. А Вальдштейн сидел неподалеку, на соседнем ряду. Тощий, с редкими и почти белыми волосами, большеухий. Выставил в проход незагорелую, в царапинах, как от кошки, ногу, грудью лег на парту и быстро-быстро писал в тетради. И при этом водил по губам языком. На губах лопались крошечные пузырьки.

Иногда Вальдштейн быстро оглядывал класс из-под упавших на лоб прядок. Встретился глазами и со мной. Глаза были рыжие. Вальдштейн усмехнулся без всякого дружелюбия. «Неприятный тип», — решил я, а Насте сердито разъяснил:

— Бермуды хороши для Бермудских островов, там климат тропический. А здесь, когда придут холода, я в них куда денусь? Головой в Бермудский треугольник? Других-то штанов у меня нет, мы же погорельцы.

— Кто?

— Дом сгорел! Недавно. Со всем имуществом. Сожгли…

Она трубочкой вытянула губы. Тихонько свистнула.

— Пшеницына! Тебе не стыдно?

Настя прижала к щекам ладони.

— Ой, Дора Петровна, я нечаянно! Честное слово. Это у меня так выдохнулось.

— Если выдохнулось, значит, ты закончила писать? Дай тетрадь.

Я взял свою и Настину тетради, отнес к учительскому столу. Дора Петровна тут же нацелила в них авторучку.

— Та-ак… Прекрасно… Молодец, Саша Иволгин. Очень образно и без ошибок… А Настя… тоже хорошо… Но слово «удаленная» пишется через два эн, пора бы запомнить. Четверочка…

И раздался звонок. Почти со всех парт пошло: «У-у, мы не успели!»

— Кто не успел, допишет дома и принесет в понедельник.

Это мне понравилось. В гимназии наша Лизавета Марковна шиш бы пошла на уступки: «Ничем не могу помочь, вам следовало уложиться в урочное время…»

В коридоре я сказал Насте:

— Все же следует обозвать тебя Наськой.

— Это почему?

— За ротозейство. Не могла списать без ошибки!

— У тебя так и было написано: с одним эн!

— Не сочиняй. Тогда бы не было пятерки. Я всегда пишу без ошибок.

— Ой-ой-ой! Хвалиться — не молиться…

— Я не хвалюсь. Это у меня от природы. Зато по математике — полные тормоза…

— А для меня четверка по русскому — это счастье, — выдохнула Пшеницына. — Пошли во двор, а?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сказки и были Безлюдных Пространств

Похожие книги

Неземляне
Неземляне

Фантастический, полный юмора и оптимизма, роман о переезде землян на чужую планету. Земли больше нет. Тысяча выживших людей должна отыскать себе новый дом, и для этого у них всего один шанс и одна планета. Вот только жители этой планеты – чумляне – совсем не рады чужакам. Да и законы здесь – далеко не такие, как на Земле… Лан и его семья, направленные на Чум на испытательный срок, должны доказать, что земляне достойны второй попытки. Ведь от того, сумеют ли они завоевать доверие жителей Чума и внести свой вклад в жизнь их планеты, зависит судьба всего человечества. Этот захватывающий подростковый роман поднимает такие темы как значимость отношений, эмоций, искусства и удовольствия, терпимость, экология, жестокость современного общества, фейковые новости, подавление и проявление эмоций. В его основе важная идея: даже если ты совершил большую ошибку, у тебя всегда есть шанс ее исправить и доказать всему миру и прежде всего себе: я не только достоин жить рядом с теми, кто дал мне второй шанс, но и могу сделать их жизнь лучше. Книга получила статус Kirkus Best book of the year (Лучшая книга для детей). Ее автор Джефф Родки – автор десятка книг для детей, сценарист студий «Disney» и «Columbia Pictures» и номинант на премию «Эмми».О серии Книга выходит в серии «МИФ. Здесь и там. Книги, из которых сложно вынырнуть». Представьте, что где-то рядом с нами есть другой мир – странный и удивительный, пугающий или волшебный. Неважно, будет это чужая планета, параллельная вселенная или портал в прошлое. Главное, что, попадая туда, нам придется узнать о себе что-то новое. Готовы открыть дверь и столкнуться лицом к лицу с неизведанным? В серию «Здесь и там» мы собрали книги, с которыми невероятные миры и приключения окажутся совсем близко.Для кого эта книга Для детей от 10 лет. На русском языке публикуется впервые.

Джефф Родки

Фантастика для детей