Бабушкин внук и его братья

– Знаю. Я сказал «будто»…

Пруд прятался в гуще ольховника. Маленький, как лужа. Мы смыли землю, набрали воду в прозрачный мешок. Ивка и Арунас понесли его, взявшись за верхние углы. Из него била тонкая струйка, искрилась на солнце.

Перед узкой тропинкой я потребовал:

– Дайте этот бурдюк мне. Вам вдвоем не протолкнуться.

Струйка защекотала ногу, капли потекли в кроссовку.

У холмика Ивка пригоршнями вычерпал воду на рассаду. Вытер мокрые ладони о смеющиеся рожицы на шортиках. Уложил в сумку пустой пакет и лопатку. Тихо, но без стеснения попросил:

– Подождите, я попрощаюсь… – Дотянулся до креста, подержался за него.

Он не ждал, что мы сделаем то же самое. И мы не решились. Ведь Ивка для этого Жени был почти как братишка. А мы так, одни из многих…

Арунас проговорил вполголоса, будто сам себе:

– Вот странно…

– Что странно? – Ивка оторвался от креста.

– Может, в этого Женю стрелял из автомата мой отец… – Он сказал это без виноватости, только с печальным удивлением.

– Нет, – вздохнул Ивка так же негромко. – Женя погиб от взрыва, от снаряда…

«А может, Женя стрелял в твоего отца, – подумал я. – И может, даже попал… Неизвестно ведь, кто из них погиб раньше».

– Ивка, а почему нет числа, когда он родился и когда убили?

– Когда убили, точно ведь неизвестно… Пойдем, да?

Когда мы выбрались через дыру в заборе, я заметил, что солнце уже перешло середину дня. Очень хотелось есть.

По шоссе пропылил желтый милицейский «рафик». Я увидел вдруг, что Арунас весь напружинился.

– Ты чего испугался-то?

Он виновато мотнул головой:

– По привычке. Я ведь беглый… Последний раз слинял из детприемника недалеко отсюда, в Некрасове. В марте еще…

– И где же ты после этого жил? – удивился Ивка. – В марте еще снег.

– На заброшенной стройке, в подвале… Там разные пацаны собирались. Ничего, нормальные ребята. Днем добывали кто что мог – а вечером всё в общую кучу. И пир горой… Но потом появился там один, большой уже. Велел звать себя шефом… И потом он и еще один замочили какого-то дядьку…

– Как замочили? – удивился простодушный Ивка.

– Ну как… заточкой… Чтобы взять бумажник, часы и шапку. На пустыре за котельной. Свалили его, а другим ребятам велят: добивайте. Я как увидел это… ну, что он мертвый… кувырок назад и – ноги… И в ту же ночь смотался из Некрасова в товарном вагоне…

ДИЛЕТАНТ ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ

Мы ждали автобуса долго. А когда он подкатил наконец и приглашающе зашипел дверьми, оказалось, что Арунас не может встать со скамьи.

Он сидел, привалившись к спинке из поломанных реек. На лбу его были капельки, а лицо сделалось острым и почти белым.

– Что с тобой? – Ивка оттолкнул сумку и вскочил.

Арунас сказал обыкновенным голосом, но не открывая глаз:

– Это сейчас пройдет. У меня так бывает иногда – будто мешком по голове. А минут через пять отпускает… Вы езжайте, а я посижу.

Я начал беспорядочно думать: что тут можно сделать? А Ивка сказал самое простое:

– Мы посидим с тобой, а потом проводим до дома.

– Не надо. Я сам…

– Мы проводим, – сказал Ивка.

Кроме нас, пассажиров на остановке не было. Пожилой водитель добродушно спросил из кабины:

– Эй, молодежь, вы едете? Следующая машина будет через час, не раньше.

Ивка разъяснил ясно и отчетливо – так, как он умел:

– Видите, у мальчика закружилась голова. Подождите немного, пожалуйста.

– У мальчика голова, а у меня график… Посадите его к окошку. Голову обдует, и все пройдет…

Арунас рывком встал. Качнулся, но сказал решительно:

– Да, поехали.

Мы устроились на переднем сиденье. Арунас высунул голову наружу. Автобус покатил… Минуты через две Арунас откинулся на спинку.

– Плохо, да? – испуганно сказал я.

– Нет, ничего уже. Я ведь говорил – пройдет… – И правда, прежней бледности не было. Водитель беспокойно поглядывал на нас в переднее зеркало, но скоро на остановках набралось немало пассажиров, загородили кабину. Арунас держался. Даже улыбался иногда: не тревожьтесь, мол.

Мы сошли на Пушкинской.

– Ладно, я пойду, – сказал Арунас. – Тут недалеко.

– А как голова-то? – проявил я напоследок беспокойство. – Нормально? – Мне хотелось поскорее домой.

– Все в порядке.

Я поверил. Ивка оказался внимательнее.

– Нет, не все в порядке… Мы же обещали проводить тебя до дома.

Арунас не спорил. Может, просто не хотел расставаться.

И мы пошли шеренгой – Арунас посередине.

Жил он в двух кварталах от остановки на улице Крылова. Мы прошли в арку обшарпанного трехэтажного дома, оказались в обширном дворе – заросшем сорняками и захламленном. В глубине двора стоял одноэтажный кирпичный дом – длинный, с несколькими крылечками.

Мы остановились у крайнего крыльца. На обитой ободранным дерматином двери висел жестяной почтовый ящик. Голубой с белой надписью: «Г. М. Тутарский».

Арунас поднялся на крыльцо, нажал на кнопку. Дверь открылась почти сразу. Хозяин встал на пороге.

Он был высокий, худой и сутулый. С редкими седыми волосами, гладко зачесанными на пробор. С выбритым лицом, длинным носом и в очках с толстыми стеклами. Ну, типичный старый часовщик, этакий мастер своего дела.

– А, наконец-то… Здравствуйте, молодые люди.