Бабушкин внук и его братья

Было бы на что смотреть! Доходяга. Ладно хоть, что рост нормальный для своих одиннадцати. Не самый большой в классе, но и не малёк. Если даже и не подрасту больше, буду всё-таки не карлик, а очень низкорослый мужчина…

Мужчина ли? Я покосился. Тьфу! Сам-то хоть немножко расту, а там ничуточки… В лагере, когда потихоньку рассуждали об этом и смотрели, у кого какой, я под удобным предлогом ускользнул, чтобы не срамиться… Правда потом наш инструктор Володя узнал об этом разговоре и ругать не стал и спокойно объяснил, что величина тут не играет никакой роли. Не грустите, мол, кто не чемпион.

После этого он устроил сбор «Мужские беседы».

«Поповны» отправились в лес с инструкторшей Люсей (возможно, для «женских бесед»), а «поповичи» собрались на костровой площадке. И Володя многое нам разъяснил. Конечно, откуда берутся дети, все и так знали, про это даже для дошкольников книжки есть. Но Володя говорил и про СПИД, и про тех сволочей, которые заманивают ребятишек для всяких гадостей, и про то, что нельзя позволять себе становиться безмозглыми животными. Конечно, приходит время, когда у мальчишек появляется особый интерес. И хочется подглядеть, как там девчонки в раздевалке… ну и так далее. Потому что природа. Но природа тоже бывает всякая. Нельзя её лишать красоты и тайны. Без красоты и тайны не бывает настоящей любви, а только инстинкт. А люди, у которых вместо человеческих чувств инстинкты, — они даже не совсем люди.

— Из них-то и получаются вот такие… которые могут наступить другому сапогом на горло и не дрогнут.

— Таких ведь много… — тихонько сказал самый маленький «попович» Дима Валетов.

— Но вы-то хоть не будьте такими, — так же тихо попросил Володя. И взял гитару. И…

Ах, кабы не было домов,
Не было б окнищев.
Кабы не было врачов,
Не было б кладбищев!
Не ходите к докторам,
Кушайте бананья,
Принимайте по утрам
Солнечные ванья…

Это у них в мединституте была в ходу такая песенка.

А кем и где был Володя до института, он не рассказывал. Ходил только слух, что у него есть медаль «За отвагу». Мы всё-таки прижали его однажды: за что медаль? Он сказал неохотно:

— Надо было вытащить пацанят из больницы, её обстреливали. Нас было трое. Ну… а уцелел я один.

— А ребята? — спросил Дима Валетов. — Их всех вытащили?

— П… почти…

— За это не медаль надо, а Героя, — сказал кто-то шёпотом. Володя усмехнулся и опять взял гитару.

Целый год мы, братцы, ждём
Наступленья лета,
Чтобы загореть путём
Ультрафиолета.
Но сейчас я вам скажу:
Помните заранее —
Очень вредно на пляжу
Перезагорание…

…Бабушка застучала в ванную.

— Ты забыл бельё и полотенце!

Я приоткрыл дверь, высунул руку. Взял свёрток и сразу — щёлк запором!

— Будто не видала я тебя, как ты есть, — сказала бабушка за дверью. — Чудо гороховое…

Я вытерся, натянул трусы и майку. Глянул в зеркало опять. Какой-то прыщик на плече… Нет, показалось… А вид всё-таки не такой уж дохлый, даже спортивный. С Вячиком не сравнить… Мускулов, конечно, меньше, чем хотелось бы, но всё же что-то есть… Я расправил плечи, встал прямо. Интересно, сколько же всё-таки во мне сантиметров? Таких берут уже в армию или нет?

«Боишься?»

«Да не боюсь я! Я…»

Я себя обманывал, вот что! Ничего я не забыл! Ничего не прогнал от себя! Обман это! Позади всех мыслей всё равно была та самая: «Митя Стоков… Митя Стоков…» И ещё: «Озм… Оз-м… Оз-зм-м-м…»

А в зеркале стоял прежний я, настоящий — маленький, тощий, с волосами-сосульками, с отчаянием на противном розовом лице… Ну, я и дал по башке тому, кто в зеркале!

Я, конечно, не хотел, чтобы зеркало вдребезги, не такой уж я псих. Просто не рассчитал. Посыпалось, зазвенело. Бабушка затрясла дверь. Я отдёрнул щеколду.

— Что случилось? Алик!

— Поскользнулся, локтем разбил… Ну, будет мне от мамы…

— При чём тут «будет»! У тебя кровь! Почему не на локте, а на ладони?

— Это я потом, осколком…

Я закутался в махровый мамин халат и улёгся на свой диван. От него всё ещё пахло мебельным магазином.

А в ушах звенело: «Оз-з-зм-м-м…»

Пришли родители. Ругать за зеркало не стали. Бабушка им сразу сказала про Митю. Они долго о чём-то говорили на кухне. Потом ко мне пришёл папа, сел рядом.

— Что, старик, суровая кругом жизнь, да?

— Озм…

— Что?

— Озверелый мир.

— Пожалуй, ты прав… Ты на меня не сердись, если я иногда такой… набыченный.

— И ты на меня…

— Договорились.

Заглянула бабушка.

— У тебя, милый мой, нет ли жара? — Потрогала лоб.

— Нету… Ба-а, поедем завтра к Стоковым вместе.

— А школа?

— Можно же с утра… А в воскресенье на кладбище. Тоже вместе…

Но никуда мы вместе не поехали. Утром я не встал. И провалялся неделю. Приходила сумрачная женщина-врач. Не могла определить, чем я болею. Температура и слабость, а горло чистое, внутри ни хрипов, ни болей. Говорила сердито, будто я виноват в её непонимании.