Бабушкино море

…Всё гуще, всё шире стелется по ветру жёлтый дымок. Что-то словно трубит и бьётся в дыму. Ляле кажется, что это стучит земля.

Телега медленно объезжает верфь.

Весь в лесах стоит обнесённый высоким забором вытащенный из воды пароход.

Ляля сидит на телеге и смотрит на море.

За телегой бегут собаки. Подвывая, они принюхиваются к её пыльному следу. Пахнет дёгтем. Им скучно. Знакомый запах. Позёвывая, собаки нехотя возвращаются по домам.

Теперь с двух сторон телеги — поля. Они жёлтые. Это цветут подсолнухи.

Потом поля становятся очень похожи на большую зелёную щётку, они покрываются жёсткой щетиной. Это торчат из чёрной земли жёлто-зелёные стебли дозревающей кукурузы.

— Ты гляди, — говорит человек, который сидит в телеге, конюху Митричу. — Гляди, что значит природа! В прошлом году, как было дождей побольше, так на одном стебле в среднем по пять кочанчиков уродилось. А в этом году, как больше засухи, так в среднем, скажем, на стебле по три кочанчика вызревает. Но гляди: кочаны-то какие!.. В одном кочане будет, скажем, по два кочана…

— Ничего себе кукуруза… — нехотя отвечает Митрич.

А человеку хочется поговорить.

— Ты откудова будешь, девочка? — спрашивает он у Ляли. — Что-то я тебя не припомню.

— С под Ленинграда, Сущёвой внука, — запыхавшись, отвечает Света.

Ей всё ещё кажется, что он может раздумать. Скажет: «Осаживай, конюх! Чего сидишь, детвора? Хватит! Тикайте обратно…»

— Так, так… Сущёва, значит? Константина, что ли, дочка?

— Константиновна, — отвечает Ляля.

— Да что ж ты мне сразу-то не сказала? Эх ты, Константиновна! — говорит человек и вдруг улыбается. — С наших мест паренёк. В капитаны, конечно, вышел. А вместе играли. Кубанец, да…

Он опять задумывается. Тут Света совсем успокаивается. Она вытягивает затёкшие ноги и удобно ложится в телеге.

А телега то вздрагивает на ухабах, то мягко катится по пыльной дороге. Она едет к самому винограднику. Едет мимо железнодорожной станции и платформы с низкой дощатой крышей. Едет мимо узкой будочки привокзального сторожа, мимо кустов и кустиков, мимо стоящих шпалеркой у самой дороги маслин. Она едет мимо цветочных полей и одинокого камышового дома, похожего на будочку. Тут живёт старичок — полевой сторож. Вот он и сам стоит у заросшей цветами канавки и глядит на них из-под полей своей островерхой лохматой шляпы. Поля шляпы повисают точь в точь так же, как и крыша его домика.

Вот на краю дороги серый колодец.

…И вдруг Ляля видит, что рядом с колодцем лежит пустырь. Над чёрной землёй торчит чёрный остов большого дома. Как чёрные руки, висят под крышей облупившиеся шершавые балки. Робко чернеет дом средь зелёных полей и словно не радуется теплу.

— Отчего этот дом сгорел? — говорит Ляля.

— Как отчего? Твоя бабка пожгла! — отвечает Люда, жуя травинку, и одобрительно смотрит на обгорелый дом. — Твоя бабка — ого!..

«Но это же очень плохо — поджигать дома», — хочет сказать Ляля и не решается. Она понимает по людиному «ого!», что здесь поджигать дома считается отчего-то очень хорошим.

Издалека виднеется жёлтая камышовая крыша. Какая-то ползучая зелень обвила её до самых труб. Митрич правит прямо в ту сторону и вдруг круто осаживает лошадей. Телега, дёрнувшись, останавливается.

— Приехали, — говорит Митрич. — Вылезайте!

Как томно ногам после долгой езды! Что-то тягучее, колкое, щекоча, бежит от пяток к затылку. В ушах гудит. Всё хочется ехать, ехать и ехать.

— Приехал! — кричат из дома с большой камышовой крышей. — Бухгалтер приехал!

Из дома сейчас же выходит какой-то старик. Он одет в синий китель, как лялин папа, и чёрные узкие брюки. На руке у него колечко.

— Эх, Лукич, Лукич! — укоризненно говорит бухгалтер и причмокивает губами, — Эх!.. Срываешь, старик, доставку. Почему не поставил в «Рыбкооп» виноград?..

— Вспомнили-таки наконец! — хитро отвечает старик, — А я жду, чи вспомнят чи нет…

Бухгалтер, сердито хмурясь, входит в избу. За ним семенит старичок.

Девочки остаются одни, посреди дороги.

Выскакивает из лужи гусь и отряхивается. Пробегает мимо гусыня с жёлтыми гусенятами. Потом бегут два маленьких жеребёночка. От полей пахнет сладким: то ли дождём, то ли пылью, то ли скошенным сеном.

— На виноградник что-то охота, — говорит Света.

И, будто это подслушав, выходит из дома старичок и за ним бухгалтер.

— Пошли, детвора, — говорит старичок. — Поглядите-ка виноградник. Не бывали ещё на самом на винограднике?

— Не бывали, — говорит Света.

Все идут от дома гуськом по узкой тропинке. Проходят большое поле, усаженное арбузами. Проходят другое поле, с недозрелыми помидорами.

Лялю хватают за платье жёлтые маленькие колючки.

Высоко над полем на вбитых в землю шестах висит, как будто под самым небом, какая-то будочка. Это сторожка.

Свесив ноги, сидит в сторожке мальчишка в красноармейской шапке.

— Сторожев сын! — говорит Света. — Живёт на самом на винограднике.

И она вздыхает.

Так вот он, сам виноградник!..