Бабушкины сказки и поучалки

Отвечай вопрос про землю, как глубокая она?

Тут Ермоха вздох замедлил: « Очень, очень глубока!»

– А с чего ты взял, хитрюга?– царь как чайник вдруг вскипел…

Наш Ермоха от испуга даже чуточку вспотел…

– Я однажды провалился во пещере во дыру,

На том свете приземлился, только, думаю, пойду

Я обратно, добирался всю неделю я назад,

А как вышел – догадался, под землей кромешный ад…

Если глубоко дорыться туда прямо попадешь,

Лучше сверху жить сгодиться, веселей, пока живешь.

Понял я, земля , батяня, очень-очень глубока,

Проверяй, коль ты потянешь, только дурь для старика.

Царь прищурился с усмешкой:

– Что я думаю сейчас? Говори хитрец мне спешно,

Что за мысль залезла в глаз?

Наш Ермоха встрепенулся, видит царь уже не зол,

Говорит: «Да ты , наверно, думаешь , где взял камзол?

Да еще, наверно, парень этот вовсе не дурен,

Может, будет прем-министром у меня на службе он.

Хорошо мозги он пудрит, пусть всем пудрит напролет,

Ну, а я же каждым утром буду бегать в огород.»

Царь молчал, губу кусая, размышляя на ходу:

« Как бы с этим раздолбаем, не попасть бы мне в беду…».

Не могу конец сей сказки сделать я, друзья, таким,

Чтобы был премьер-министром этот хитрый гражданин.

Совесть мне не позволяет кукиш выдать для страны,

Там, где ложь страну спасает, там лишь лозунги видны.

В общем, царь, подумав крепко, Думу все же разогнал,

И Ермоху, выгнав плеткой, сам страною править стал.

Позабыл свою беспечность, дни и ночи напролет,

Стал служить стране, и плечи вдруг расправил весь народ.

Устремился к Богу, к Свету, к доброте, к большой любви,

И отпраздновал Победу над врагом своей земли.

А врагами были злоба, ложь, коварство, воровство…

Разметалось по сугробам это темное гнездо.

А весной растаял в поле старый почерневший снег,

И вдохнул для жизни новой чистый воздух человек.

Он в любви окинул взглядом свой народ, леса, поля,

Посадил цветы, и садом стала щедрая Земля.

Кто не верит, плохо дело, надо верить в добрый труд!

Мысль она ведь материальна, все по вере нам дают!

Жадный царь

Как все сказки эту также мы начнем с известных слов:

Жил-был царь, и был он старше сорока пяти годов.

Царь был тверд, не куролесил, взаем денег не давал,

Когда ел – бывал он весел, злился, если голодал.

И, сказать по правде, жаден был он с самых малых лет,

Всякий суп, будь он неладен, прятал от сестер в обед.

А как вырос, то повадки эти не искоренил,

Царь любил покушать сладко в стороне от всех один.

Сын подрос, его женил он , и послал его искать

Земли новые, и с ним же снарядил большую рать,

Да отправил восвояси, чтоб кормились далеко,

А невестку в своей власти было удержать легко.

Вот за завтрак он садится, и две корочки кладет,

Свою корку съест и смотрит той невестке прямо в рот.

А девица, всех стесняясь, корку съест и вся зарделась,

И уходит, улыбаясь, словно досыта наелась.

Потому как воспитанья королевского была,

Светское образованье ей дала ее страна.

Ну, а царь наш втихомолку сядет в комнате своей,

Дверь закроет на защелку, навернет кастрюлю щей,

А потом тарелку каши, птицу, рыбу, киселя,

Жизнь становится вмиг краше, запоет, всех веселя.

А невестка еле ходит и шевелится слегка,

Худоба, конечно, в моде, но без пищи все ж тоска!

Подурнела, ослабела, стала, словно жердь, худой,

А была когда-то в теле, был румянец молодой.

На письмо она решилась, написала все как есть,

«Папа, горе приключилось: вволю не дают поесть».

Батя был король известный, он стерпеть того не мог,

И к дочурке, своей песне, поскакал без задних ног.

Вот приехал гость ко свату: «Накрывай, брат, пышный стол,

Извини, я виноватый, что не ехал до сих пор!»

Царь себе : «Да век б не ехал…», трудно гостя не принять,

Для престижа и успеха стол велел он накрывать.

Не срамиться ж перед миром, опозорят ведь в тот час,

Ведь газеты вмиг кумира разнесут в клочки у нас.

Стол накрыт… «Чего так мало?»– король, хмурясь, говорит,

«У тебя ж всего навалом… А у нас ведь аппетит!»

Царь вздохнул, добавил утку, судака, икры, гуся,

Поворчав, зажарил грудку и, представьте, порося!

Все наелись, царь тихонько стал таскать к себе еду,

Чтобы ночью съесть привольно, чтоб у всех не на виду.

Был он «жрец» ночной давнишний, с детских лет таким он стал,

И еще никто с поличным его как-то не застал.

Но король-хитрец заметил, что царь в комнату ходил,

План придумал, смазал плеть он, когда царь на кухне был.

Ночь пришла: «Пожалуй, спите!». Тут король всем говорит:

«В комнате вон той стелите, там никто ведь не храпит?»

Царь промямлил : «Ах, простите… эта комната моя!»

Но король промолвил: «Витя! Мы с тобой давно друзья!

Протяни мне руку дружбы, дай поспать спокойно мне,

Это ж службишка не служба, дай всхрапну я в тишине!»

Делать нечего, придется царю ложе уступить,

Но еда ведь там заждется, что же делать, как тут быть?

Царь решил, еще немного подождать, не спать пока,

Лишь король заснет, под боком взять еду из тайника.

Все заснули, царь тихонько в комнату шмыгнул свою,

К месту подошел, легонько стал тянуть к себе еду.

« Кто тут?»– крик в ночи как стукнул, взмок весь царь и на беду

Он вдруг жалобно мяукнул, в общем, сделал ерунду.

«Брысь, котяра, окаянный !»– тут король его огрел