Баден-Баден

Полинка дома. Хотя света нет нигде в их просторной сталинке, наследстве маминых родителей. И очень тихо. А, вон сидит в кресле, коленки к носу подтянула… Жмурит от вспыхнувшего света глазищи, морщит лицо. Самое прекрасное, какое только можно вообразить, будучи в романтическом настроении! Серьезно, без материнского фанатизма: эти папины синие очи, отливающие дорогим металлом светлые волосы… И папина незлобивость с опасным довеском в виде маминых «взбрыков»! Известно, красота – визитная карточка, которую провидение даёт своим любимцам, а вот взбрыки могут все испортить! Провидение рассердится, обернётся привидением, начнёт вредничать, кошмарить. И как уберечься от заскоков, взбрыков, импульсов, как там ещё, они ведь будто с неба падают! То же самое провидение веселится, подбрасывает, точно! Вот с чего это она сегодня позвонила Воробьёву? Когда еще отцовский юбилей, ждать и ждать…

Алина шумно, покаянно вздыхает, привалившись к двери:

– Полинка, спала, что ли? Все окей?

– Папа позвонил, долго разговаривали…

– «За жизнь», да? Об этом, конечно, и до утра можно!

Значит, случился всё-таки этот разговор… И Димке вдруг понадобился, как и ей? А, ну, понятно: жёнушка достает: у муженька «зарплата маловата»! Знакомая минорная классика семейной жизни, канон, хотя звучит, как развеселая частушка… Зарплатамаловата, зарплатамаловата… Но можно же людям поговорить хотя бы по душам с теми, к кому тянется сердце? О, как душещипательно! А к кому оно у вас, Алина Юрьевна, тянется? Вы уж определитесь, будьте так любезны!

– Пошли ужинать, расскажешь.

– Нет, я так, перекусила. И рассказывать ничего не буду. Ты же не хочешь, чтобы папа вернулся!

Медленно, молча, дочь скрещивает по-турецки ноги, скрещивает руки на тощенькой подростковой груди. Ставит такой жирный двойной крест на каких-либо словесах о любимом папочке. Смотрите, какие трагические эффекты! Еще объявит после школы, что подается в артистки, не дай Бог… Но артистические задатки и у Алины имеются, еще какие! Каким теплым, тихим, убедительным голосом заводит она речь! Как красиво смотрится на белом дверном фоне, замерев, сцепив руки на куда более выигрышном бюсте!

– Помнишь, этот мальчик Коля, твой партнёр в танцевальном кружке, что говорил? Как он хотел с тобой дружить? Даже заплакал один раз, по твоим словам… А он тебе не очень нравился, ниже ростом и всё такое. А какой-то другой девочке нравился, и ты всё к ней его отсылала. Помнишь? А вот Светлане Георгиевне папа не просто нравится, она его жена, у них маленькие дети, это надо принимать во внимание?

– Просто ты его больше не любишь, вот и всё.

Мягкий алинин голос обретает жёсткость деревяшки, деревянной двери, от которой она тут же отлепляется. Щёлкает выключателем:

– «Сурьёзно»?? Ещё что скажешь, мудрая бабушка Ванга? Вот и сиди в темноте. Жуй-пережёвывай, что там тебе отец наговорил. А я пойду поем по-человечески.

Набросившись в кухне на котлеты с гречкой, Алина попутно дает себе команду мыслить рационально. Во всём разобраться, раскидать по полкам, расставить по местам… Да нет, неужели всё так просто, что даже Полинка может выдать «вердикт»? Какое-то вселенское ослепление этой чёртовой любовью, умопомрачение! Мало кто откажется от яркого, наэлектризованного мира улыбок, слез, «страха и надежды», как определил любимый Толстой. Такой вот сказочный воздушный корабль на тебя обрушивается, подхватывает… но после ведь рухнет, рухнет неминуемо! И твое поднебесное парение, магическое преображение всего, всего вокруг и самой тебя – они пройдут. По крайней мере, у неё так было – и с Димкой, и с «гением», на которого все же не один год молодости ухлопан! С одним иностранным гражданином потом ещё… Но этот роман оказался покороче и в основном эпистолярный, слава Богу… Да, живое, пенящееся парное молоко скисает, вырождается в простоквашу… её лучше на ночь, для хорошего пищеварения.

«Для гормонального фона!» – подсказала бы разведённая подружка, ныне солидная чиновница Мария Владиславовна, которая принципиально никогда не ложится спать одна. И очень много теперь таких гармонисток! А вот Алине, поди ж ты, нужен рояль…

Ну хорошо, а эта Димкина верноподданная, эта папочкина дочка, – что, всё сидит в темноте, ярится на мать? Так, помою посуду и пойду за ушком почешу, слава Богу, она отходчивая.

Но Полинка сама заявляется на кухню. По-прежнему с ручками крестиком, с бровками, сведенными в одну широкую «сурьёзную» линию, с очередным вердиктом:

– Да ей просто в сорок лет детей надо было, вот и родила близнецов своих! А папа с ней даже не расписался!

– Это не имеет значения, особливо в двадцать первом веке. Архаично рассуждаешь, доча… Давай за стол, поешь как следует.

                              5

В пятницу Алина проснулась рано, с малюсеньким, но явственным страхом. Не неприятным, нет… будоражащим, обещающим… что? Так пойти ей в «Магнолию»? Пандемийные строгости пошли на спад, смешно бояться людских скоплений и лишних калорий! Или что, Воробьёва она боится? Еще смешнее…