Багатель (ЛП)

Теперь, некогда одна из самых красивых улиц Нью-Дрездена, Лейштрассе, превратилась в мерцающий туннель, ведущий через ад. Свет от тысячи крошечных свечек, воткнутых в пять сотен праздничных тортов, залил все красно-оранжевым светом и превратил людей в отбрасывающих тени демонов. Офицеры продолжали прибывать, принося наспех завернутые подарки, цветы и воздушные шарики. Ханс, человечек, от которого остался лишь мозг и нервная система, плавающие в свинцовом контейнере, Ханс, являющийся причиной всего этого, именинник собственной персоной, с нескрываемым удовольствием наблюдал за процессом с помощью батареи двигающихся телекамер. Он громко пел.

— Я — бомба! Я — бомба! — кричал он.

Ханс никогда еще так не веселился.

Бах и Бирксон покинули место представления и укрылись в темной нише цветочного магазина «Багатель». Там был установлена голографическая модель цилиндра-бомбы.

Рентгеновский снимок, снятый с использованием движущейся пластины, позволял компьютеру создавать трехмерную модель. Они наклонились над цистерной и стали ее рассматривать. К ним присоединились сержант Маккой, местный специалист по бомбам и человек, присланный лунной радиационной лабораторией.

— Это — Ханс, — сказал Бирксон, перемещая красную точку в цилиндре при помощи манипулятора на торце. Точка мерцала вокруг чего-то серого с размытыми краями, из которого выходило несколько десятков проводов. Бах снова попыталась понять, что может заставить человека захотеть избавиться от своего тела и существовать в таком вот виде. В свинцовом сосуде плавала только основа человека: мозг и центральная нервная система.

— А вот сама бомба. Два куска урана, каждый из которых меньше критической массы. Обычная взрывчатка в качестве детонатора, таймер и защитная оболочка, которая на данный момент снята. Почти такую же сбросили на Хиросиму.

— Уверен, что она сработает? — вставила Бах.

— Абсолютно. Черт, да почти любой мальчишка сможет собрать такую у себя в ванной, если у него будет уран и некоторое защитное оборудование. А теперь давайте посмотрим.

Бирксон рассматривал то немногое, что осталось от человека, вместе с экспертами отслеживая, куда ведут провода. Они обсуждали возможности, направления атаки, недостатки каждого варианта. Наконец, казалось, они пришли к единому мнению.

— Я думаю, есть только один вариант, — сказал Бирксон. — Нужно попробовать лишить его контроля над бомбой. Я почти уверен, что мы нашли главный кабель, ведущий от него к детонатору. Перебьем его, и он ничего не сможет сделать. Затем мы сумеем вскрыть эту консервную банку обычным способом и обезвредить заряд. Маккой?

— Согласен, — сказал Маккой. — У нас будет целый час, и я уверен, что мы сможем это сделать без проблем. Когда Ханса превратили в киборга, все управление передали ему. Они не стали устанавливать никаких блокировок, поскольку Ханс, как предполагалось, сможет взорвать бомбу, прежде чем кто-либо доберется так близко, чтобы успеть навредить. Оставив его без управления, нам только нужно будет вскрыть цистерну паяльной лампой и передвинуть рычажок.

Человек из радиационной лаборатории кивнул:

— Хотя я не так уверен, что мы нашли нужный кабель, как мистер Бирксон. Если бы у нас было больше времени...

— Мы уже истратили целую кучу времени, — решительно сказала Бах.

Она сменила гнев на милость по отношению к Роджеру Бирксону: от отвращения к полному доверию. Он остался единственной надеждой. Она знала, что сама ничего не может поделать с бомбой, и поэтому ей пришлось кому-то довериться.

— Значит, за работу. Ваша команда на месте? Они знают, что делать? И самое важное, они хороши? Надеюсь, что да. Второго шанса не будет.

— Да, да и да, — ответила Бах. — Они справятся. Мы знаем, как резать камень на Луне.

— Тогда сообщите им координаты и выступаем.

Бирксон, казалось, немного расслабился. Бах заметила, что его охватило некоторое напряжение, даже если это было всего лишь волнением от предстоящего испытания. Он недавно отдал последний приказ. Теперь от него уже ничего не зависело. Фаталистический инстинкт игрока занял место бесконечно кипящей энергии. Оставалось только ждать. Бирксон был в этом хорош. Он уже пережил двадцать один напряженный обратный отсчет.

Он повернулся к Бах и начал что-то говорить, но затем резко прервал себя. Она впервые увидела на его лице сомнение, отчего по спине побежали мурашки. Черт побери, она думала, что он уверен.

— Начальник, — тихо сказал он. — Хочу извиниться за то, как я к вам относился последние часы. Я не могу это контролировать, когда работаю. Я...

Теперь настал черед Бах рассмеяться, и облегчение, которое за этим последовало, можно было сравнивать лишь с оргазмом. Словно она миллион лет не смеялась.

— Простите меня, — сказала она. — Я видела, что вы заволновались, и подумала, что это из-за бомбы. Было большим облегчением узнать, что это не так.