Багатур

А тут, видать, сам Торжок стал в позу — не поддержали правители Нового Торга мирные инициативы князя новгородского, не пустили монголов к зернохранилищам. Вот Бату и взбесился. Не потому ли и приступ идёт не обычным порядком? Нукеры будто бы и не собираются штурмовать город — Торжок просто наказывают. Хан даёт понять, кто на Руси хозяин, и демонстрирует, как, в случае неповиновения, поступит Орда — железной рукой задавит всякое сопротивление. Метод меча и пряника.

Сухов объехал вокруг частокола полгорода, изредка встречая знакомых тургаудов, пока не заметил белый шатёр Бату-хана. Последние вёрсты пути к Торжку Олег одолел на буланом, вот его-то он и подбодрил пятками, предлагая коню живее перебирать ногами. Буланый подчинился, и вскоре Сухов оказался в пределах орьги — ханской ставки.

Бравые кешиктены тут же бросились навстречу, красноречиво обнажая сабли, но Олег мигом выхватил золотую пайцзу и крикнул:

— Внимание и повиновение! Я послан Бурундаем с поручением к самому хану Бату!

Гвардейцы с почтением закружились вокруг, поглядывая то на пайцзу, то на Олега.

Долгих церемоний очищения проводить не пришлось — хан находился не в юрте, он проезжал мимо и первым заметил Сухова. Подъехав поближе, Бату остановился, уперев руку в бок. За его спиной словно прятался Субэдэй.

Олег спрыгнул наземь и, ни слова не говоря, отвязал баксон-посылку. Поднеся его к ногам белого коня, на котором восседал хан, он поклонился, развязал баксон и вытащил за волосы голову Юрия Всеволодовича.

— Бурундай шлёт тебе голову врага твоего, великого князя владимирского, — громко проговорил Сухов, — и сообщает, что войско князя разбито!

Довольная усмешка растянула губы Бату-хана и смежила его веки в щёлки. Субэдэй и вовсе оскалился в радости.

— Ты принёс мне хорошую весть, багатур, — сказал хан, — и будешь награждён.

— Благодарю, ослепительный, — поклонился Олег.

— Скоро ли прибудет Бурундай? — поинтересовался Субэдэй.

— Скоро, непобедимый. Через два-три дня тумен будет здесь.

— Отлично! Ступай, отдохни, багатур.

А багатуру только этого и надобно было — напряжение последних дней сковало тело усталостью.

Сухов, не садясь уже верхом, пешком добрёл до становища. Привязал коней к деревьям, щедро натрусил им сена, расседлал, протёр, а все перемётные сумы снял и уложил поближе, подгрёб под себя — целее будут. И заснул, как умер.

Два дня Олег только и делал, что отъедался да отсыпался, а на третий день к Торжку подошёл тумен Бурундая. Сухов сразу двинул к стану Тугус-беки, разыскал шатры и юрты сотни Эльхутура, а потом его прибытие заметил Чимбай.

— Ой-е! — завопил нукер. — Хельгу тут уже! Изай, хватит дрыхнуть, как барсук в норе!

Похлопав друг друга по спинам так, что пыль клубами летела, Олег с Чимбаем разъехались, а тут и арбан-у-нойон показался из юрты.

— Ва-вай! — осклабился куман. — Все в сборе! Проходи в юрту, я угощу тебя кумысом, а ты меня — рассказом!

Пригласил Изай Селукович одного Сухова, но в юрту налезло народу поболе — весь десяток вместился, сел в кружок у костра. И пролился в аяки пенистый напиток, и раз, и другой.

Повесть об осаде Нового Торга Олег вёл, пересказывая то, о чём слыхал, но расписал всё, как было, без утаек и в красках.

— Всё, кончается наш поход… — сказал Изай, щурясь от дыма. — Сейчас с Торжком разделаемся и повернём к югу, двинем через Смоленск — в степь. Весна скоро, трава в рост пойдёт…

— Устал я от лесов, — признался Хуту. — Ходишь по ним, как суслик в траве, неба не видишь.

— А я от мокроты устал, — сказал Судуй. — Оросы живут в стране вечной тени, ветра тутошние промозглы, а воздух сырой.

— Солнца не видно! — пожаловался Тайчар.

— Да зима же, — удивился Изай, — какое тебе ещё солнце? Где ты видел в зимней степи тепло и свет?

— Всё равно, — протянул Хуту, — степь я вижу всю, сколько хватает глаз, а в лесу деревья искололи мой взгляд!

— Точно! — поддержали его нукеры. — Верно говоришь!

— Ничего… — сожмурился Изай. — Скоро мы выйдем на простор, где глаз не цепляет ни единое дерево…

— Скорей бы!

Олег не поддерживал разговора, он дремал, клюя носом. Изай заметил его состояние и подбородком указал на стопу войлоков: ложись, мол. Сухов не стал спорить — заполз, да и уснул, не раздеваясь.

Ему снилась Варвара. Смеясь, женщина мчалась на белом коне, нагая и прекрасная, её груди подпрыгивали на скаку, а волосы развевались ветром. Она неслась Олегу навстречу, но вдруг круто развернулась и поскакала прочь. Обернулась — и он узнал лицо Елены Мелиссины…

На следующий день положение резко изменилось — в ордынское становище приехал новгородский князь Александр Ярославич. Это был крепкий, возмужалый парень с пробивавшимися усиками. Щёки его еще не знали бритвы, а волосы лежали кудрями — выглядел князь, как деревенский подпасок, вот только твёрдый взгляд синих глаз выдавал породу.

В дорогих доспехах, в алом плащике-корзне, князь приехал во главе сотни, доставившей Батыю целую вереницу возов с дарами.