Багдадская встреча. Смерть приходит в конце

– Давайте признаем, что Сатипи убила Нофрет и что какое-то время спустя на том же месте ей привиделась убиенная, и она под воздействием страха и чувства вины сорвалась со скалы и разбилась. Тут все ясно. Но можно также представить, что кто-то по неизвестной нам – пока – причине желал смерти двум сыновьям Имхотепа. И он рассчитывал, что, объятые страхом, суеверные люди припишут злодейство духу Нофрет – это единственное правдоподобное объяснение.

– Но кто мог желать смерти Яхмосу и Себеку?

– Только не слуга, – сказала Иса. – Они не осмелились бы. Значит, выбор у нас небольшой – несколько человек.

– Один из нас? Но, бабушка, этого не может быть!

– Спроси Хори, – сухо ответила Иса. – Если ты заметила, он не возражает.

Ренисенб повернулась к нему:

– Хори… неужели…

Управляющий покачал головой; лицо его было серьезным.

– Ренисенб, ты молода и доверчива. Ты думаешь, что все, кого ты любишь, такие, какими они тебе видятся. Ты не знаешь, что у человека в душе, не понимаешь, какая горечь… да и зло… может таиться внутри.

– Но кто… кто…

– Давайте вернемся к рассказу пастушка, – решительно прервала внучку Иса. – Он видел женщину в одеждах из беленого льна, с ожерельем Нофрет. Если это не призрак, то все так и было, а значит, он видел женщину, которая намеренно старалась выглядеть как Нофрет. Это могла быть Кайт… или Хенет… или даже ты, Ренисенб! Мальчишка стоял довольно далеко, так что это мог быть любой в женском платье и парике… Не перебивайте меня. Другая возможность – мальчишка лгал. Он рассказал то, что ему приказали. Выполнял волю того, кто имел право ему приказать, и по скудости ума даже не понимал смысла истории, которую его заставили рассказать, подкупом или угрозами. Правду мы никогда не узнаем, поскольку пастушок мертв – что само по себе подозрительно. Поэтому я склоняюсь к мысли, что мальчик говорил то, что ему приказали. Если б сегодня мы расспросили его подробнее, как и собирались, то вывели бы его на чистую воду, проявив немного терпения, всегда можно понять, когда ребенок лжет.

– Значит, ты думаешь, что среди нас есть отравитель? – спросил Хори.

– Да, – подтвердила Иса. – А ты?

– Я тоже, – согласился он.

Ренисенб, объятая ужасом, переводила взгляд с управляющего на бабушку.

– Но вот мотив мне не ясен, – продолжил Хори.

– Согласна. И поэтому мне тревожно. Я не знаю, кому теперь грозит опасность.

– Но… неужели… один из нас? – Ренисенб отказывалась в это верить.

– Да, внучка, он один из нас, – строго сказала Иса. – Хенет, Кайт или Ипи, Камени или сам Имхотеп… да, а также Иса, или Хори, или даже… – Она улыбнулась. – Ренисенб.

– Ты права, Иса, – кивнул Хори. – Себя тоже не следует исключать.

– Но почему? – В голосе Ренисенб проступили страх и удивление. – Почему?

– Знай мы это, мы знали бы почти все, что нужно, – сказала Иса. – Пока же можно только попробовать понять, что произошло с жертвами. Вспомните, ведь Себек присоединился к Яхмосу неожиданно, уже после того, как Яхмос налил себе вина. Поэтому можно не сомневаться, что тот, кто это сделал, хотел убить Яхмоса – а вот насчет Себека этого нельзя знать наверняка.

– Но кто мог желать смерти Яхмоса? – скептически заметила Ренисенб. – Он единственный из нас, у кого нет врагов. Всегда спокоен и добр…

– Поэтому мотивом не могла быть личная ненависть, – сказал Хори. – Ренисенб права: Яхмос не из тех людей, которые наживают себе врагов.

– Нет, – покачала головой Иса. – Мотив тут другой. Либо ненависть ко всей семье, либо за всем этим стоит алчность, против которой нас предостерегают поучения Птахотепа. «Алчность, – говорит он, – объединяет все виды зла; она является завесой, скрывающей все заслуживающее порицания».

– Я понимаю, к чему ты клонишь, Иса, – сказал Хори. – Но для того, чтобы сделать какой-то вывод, мы должны попытаться представить последствия.

Иса кивнула так энергично, что большой парик съехал на ухо. Несмотря на ее нелепый вид, всем было не до смеха.

– Попробуй, Хори, – сказала она.

Хори молчал. Взгляд его стал задумчивым. Женщины ждали.

– Если б Яхмос умер, как и было рассчитано, – наконец сказал он, – выгоду получили бы два других сына Имхотепа… Себек и Ипи… Вне всякого сомнения, часть поместья отошла бы детям Яхмоса, но управление осталось бы в их руках… по большей части в руках Себека. Можно не сомневаться, что больше всего в смерти Яхмоса был заинтересован Себек. В отсутствие Имхотепа он исполнял бы обязанности жреца Ка и унаследовал бы их после смерти отца. Но Себек все равно не может быть виновен, потому что сам жадно пил отравленное вино и умер. Поэтому, насколько я могу судить, смерть их двоих выгодна – конечно, в данный момент – только одному человеку, и человек этот – Ипи.