Багдадский Вор

В этот самый момент в небесах, в Седьмом Зале Благословенного, ангел Свитков, Чернокрылый Ангел Судьбы, услышав немые молитвы Зобейды к Аллаху, решил вмешаться. Он вмешался, приказав крошечной пчеле, которая пила нектар в сладком центре розы, полететь, жужжа коричнево-золотыми крыльями, и опуститься на руку монгольского принца до того, как он коснется цветка, чтобы больно ужалить его и заставить отступить на несколько шагов. Мгновение спустя – возможно, для большей верности – ангел Свитков приказал той же маленькой пчелке перелететь с руки Чам Шенга на спину коня Ахмеда. Конь испугался. Он брыкался и вставал на дыбы; и, прежде чем Багдадский Вор смог натянуть уздечку и удержать коня, тот выбросил седока из седла, запустил его в воздух по дуге, и вор упал в самую гущу ветвей розового дерева.

Принцесса успокоилась.

– Во имя Аллаха! – воскликнула она. – Смотрите! Он коснулся розового дерева!

– Коснулся? – добавила Земзем, повторяя смех своей госпожи. – Нет… он почти сломал его!

Ахмед воспринял случайность с высшим спокойствием. Он спокойно сорвал одну из роз, воткнул ее в свой пояс и легко спрыгнул с дерева на землю недалеко от Чам Шенга, который тихо сказал ему с горькой иронией:

– Как было бы трагично, о великий принц Островов, если бы вы погибли и… ах… ах… положили бы конец вашей, несомненно, древней и прославленной династии!

Он отвернулся, когда Птица Зла отвел своего друга в сторону.

– Ты должен быстрее украсть ее. Монгольская свинья подозревает тебя, – прошептал он. – Поторопись, душа моей души, и укради принцессу. Вот! – вложил он маленькую стеклянную бутылочку ему в руку. – Это лекарство. И… вот… возьми эту тряпицу. Брызни несколько капель лекарства на нее, и…

– Нет, нет! – прервал его Багдадский Вор. – Я брызну снадобье на розу – розу судьбы…

Он открыл бутылочку и пропитал пунцовый цветок коварной египетской жидкостью.

Глава IV

Тридцатью минутами ранее, когда принц Индии въезжал в сад, Птица Зла спрашивал рабыню с золотой кожей и дерзкими глазами, как дойти до заднего хода комнаты принцессы Зобейды. Он использовал свои методы, сочетая взяточничество, лесть и – несмотря на его отнюдь не восхитительную внешность – явные, скорее даже наглые заигрывания.

– Скажи мне, Усладительница Душ! – шептал он ей. – Когда церемонии закончатся, я должен увидеть тебя! Да! Должен! Ибо ты бутон для тюрбана моего сердца! Мне бы хотелось стать твоим возлюбленным, о маленькое, нежное существо! Я бы хотел соединить твои губы с моими! Скажи мне, куда идти, о луна моего восторга!

Она рассказала ему; и теперь он следовал ее указаниям, ведя Ахмеда за угол главной садовой дорожки к стене, увенчанной парапетом, который окружал балкон и был весь покрыт цветущей виноградной лозой.

– Я буду ждать внизу, – сказал он. – Если кто-нибудь приблизится, я свистну дважды, как цапля. Поторопись!

Багдадский Вор полез наверх, используя виноградную лозу, как веревочную лестницу, достиг парапета, перепрыгнул через него и оказался рядом с Зобейдой, которая, услышав шум и ощутив странное предчувствие, вышла на балкон. Они встретились. Он молчал. Безмолвно он предложил ей розу, пропитанную снадобьем. Она взяла ее. Она хотела вдохнуть ее запах, и тут, опустив руку, тихим голосом она задала вопрос:

– Ты любишь меня, принц Островов?

Она стояла, не двигаясь, ее глаза лучились, ее губы разомкнулись: она казалась ожидающей, и радостной, и немного испуганной. Он подошел на шаг ближе. Он ощутил волшебство ее красоты, само ее присутствие, и подавляющая все нежность затопила его сердце.

– Да… да… – сказал он. – Я люблю тебя.

– Как сильно ты любишь меня, принц Островов?

– Я люблю тебя… ох… всей душой! Чтобы удержать тебя, я бы бросил петлю через далекие звезды. Я бы отдал тебе все, что у меня есть, всего себя, все, чем я буду, и это не измерит и тысячной части моей любви к тебе.

– И я, – прошептала она, – люблю тебя! – Она показала на пески Мекки: – Видишь, Аллах предсказал тебя с розой.

Она была готова поднести цветок к лицу, и тут внезапно отвращение охватило Ахмеда. Да, сказал он себе, он любит ее. Она нужна ему. Он хочет ее. Он не может жить без нее. Жизнь без нее будет, словно соль, словно боль, горькой как желчь. Но она должна отдаться ему по собственной воле, не с помощью интриг, замыслов, обманов и хитрого египетского снадобья. Он едва не признался, сказав ей: «Я никто! Я Багдадский Вор!» Но слова не шли с губ. Стыд душил его. Он притянул ее к себе. Как бы случайно, когда его пальцы играли с ее нежными пальцами, он вынул розу из руки принцессы и спрятал ее в свой поясной платок. Почти в тот же миг он отпустил девушку. Он бросился обратно к парапету.

– Нет… нет, – заикался он; и, как тысячи влюбленных с начала творения Аллаха, как тысячи влюбленных до конца творения Аллаха, он сказал слова, такие обычные, такие банальные, такие избитые и, как он чувствовал и понимал, такие правдивые: – Я не достоин тебя, Зобейда! Не достоин тебя!

Он перепрыгнул через парапет и, быстро спустившись вниз, достиг земли.