Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора!

Однако, когда они оба выползли на свободу с задней стороны зиндана, то поняли, что ситуация значительно усложнилась. Внутренний двор буквально на глазах наполнялся ретивыми слугами закона, беглых громил, уже пойманных и связанных, быстро волокли на место, то есть все пути отступления были конкретно перекрыты. Оболенский, недолго думая, подкинул башмачника наверх и сам голубой кошкой в мгновение ока взлетел на белёную крышу сарая. Далее оставалось не дышать и слушать…

– Всех взяли?

– Всех! Вот, шесть злодеев и внутри ещё…

– Ещё двое были внутри и тоже бежали, дверь распахнута!

– Всем на поиски! И главное, тихо-о… не приведи Аллах, султан наш, да правит он вечно, соизволит прервать свой сладчайший сон и вопросить о причине шума!

– Тогда надо в первую очередь проверить подкоп и оставить засаду внутри зиндана, – уверенно посоветовал всем знакомый голос.

– Вай мэ, что за чушь? Зачем нам идти в тюрьму?! Сам иди, раз такой умный…

– Слушаю и повинуюсь, – охотно ответил домулло и уже через пару минут счастливо возопил: – Братья, здесь рассыпано золото-о!

Все, кто услышал этот крик души, ломанулись в сарай. Насреддин вышел почти в то же мгновение, неторопливо опуская засов и для надёжности припирая дверь копьём…

– Слезай с крыши, Лёва-джан, больше тебе негде быть. Надеюсь, этот похититель ослов, любящий женитьбы на крупных девственницах, рядом с тобой?

– Ага, картинно возлежим вместе, – подал голос Оболенский. – Прыгай вниз, Ахмед, я следом.

Башмачник послушался и прыгнул, но, видимо, неудачно, то есть прямо пятками на пальцы высунувшегося из подкопа стражника. Тот тихо ойкнул, помянув «неуклюжего шайтана». Ахмед столь же тихо извинился – «ради Аллаха». Стражник втянулся обратно, взамен полез другой, более опытный, толстый и благонадёжный. Но в этот момент ему на шею приземлился тяжёлый Лёва-джан… Шея выдержала. Сам Оболенский извиняться не стал, а просто поймал умника за уши и силой потянул на себя – подкоп закупорило намертво!

– Воистину, о мой пленительный друг, сегодня ты показал себя во всей красе. – Насреддин важно вышагнул из-за угла зиндана. – Хватай в охапку этого тощего предателя истинной мужской дружбы и бежим, мой Рабинович уже заждался нас на выходе…

– Не могу, воровская честь не позволяет, – серьёзно покачал головой русский дворянин. – Я ещё не насрамил султана.

– Чего он не сделал? – сипло переспросил башмачник тоном человека, абсолютно не желающего услышать честный ответ.

– Понимаешь, насрамить – это как проявить неадекватную форму социального протеста, в простонародье именуемую смехом. После чего ваше городское начальство подавится со стыда крупным персиком, а небезызвестный тебе джинн, в благодарность за содеянное, вернёт меня домой…

– В Багдад?

– В Москву двадцать первого века, балда с ушами!

– Домулло, это лечится? – После секундной паузы Ахмед покосился на Льва и покрутил пальчиком у виска.

– Да, – подумав, решил Ходжа, – но только чем-нибудь тяжёлым и сзади по голове! Пойдём, о щербатейший из всех создателей неброских чувяков, и предоставим возможность нашему великому герою вновь испытать судьбу. Порой эта вселенская капризница благосклонна к тем, кто отважно щиплет её ниже поясницы…

Багдадский вор по-военному козырнул друзьям и, уточнив, где окна султанской спальни, полез изображать альпиниста. Взобрался вверх по кованой решётке аж метра на два, после чего рухнул вниз, зацепившись за что-то муслиновыми штанами. Ахмед и Насреддин удалились молча, зато из зиндана раздались язвительные смешки. Наверняка стражи толкались за лучшие места у узкой дверной щели…

Проклиная всё на свете, но не отступая, Оболенский потыкался во все ближайшие входы-выходы и, обнаружив их запертыми изнутри, впал в ещё большую обиду.

Неполная луна воротила от него нос, смешливые восточные звёзды хихикали, как первоклассницы, а высокий русский аристократ в неприличном костюме бегал взад-вперёд по спящему султанскому двору, лихорадочно сочиняя планы немедленной мести. В голову, как назло, ничего не приходило… По крайней мере, до тех пор, пока одно из окон неожиданно не распахнулось и над подоконником не показалась крысиная мордочка властителя Коканда…

Глава 19

Религиозный диспут двух философов всегда оканчивается войной двух народов…

Печально, но факт

Об их содержательном диалоге в ту ночь Лев рассказывал с чувством неподдельного стыда. Хотя, по его словам, он-то был предельно вежлив и корректен. Поэтому и мы вынуждены принимать данный отрывок на веру, типа «ладно, ладно, как скажешь, Лёва-джан…».

– Какой бесчестно одетый шайтан посмел потревожить нашу величественную особу, отходящую ко сну?

– Это я – твоя Мэри в Поппинс! Хотела поцеловать тебя на ночь за соответствующее место, но ты ж заперся весь, блин, как барсук в швейцарском сейфе…

Полторы минуты напряжённого молчания, пока султан переваривал сказанное, а стражи в зиндане молились, чтоб о них вообще не вспомнили.