Багратион

Два брата - две судьбы. В кузнице отца мы вместе учились быть стойкими, привыкая к бедности и воздержанию. Я остановился на этом. А ты пошел дальше и теперь сам учишь своих бравых солдат презирать страдания, лишения и смерть. У тебя нет другого божества, кроме повелителя Европы, другого разума, кроме его силы, и другой страсти, кроме общего с ним стремления к славе. Я обращаюсь к тебе, заслуженному и блестящему воину, с братским "ты" и без всяких пышных титулов. Нет ли в этом ошибки? Не почувствуешь ли ты себя оскорбленным, узнав, что твой старший брат по-прежнему только лакей? Не покоробит ли тебя от его фамильярности, которая перестала быть уместной? Да, любезный Массимо! Я действительно все тот же и совершенно не желаю быть другим. Опыт раскрыл передо мной несомненные преимущества скромных жизненных путей. И я отношусь с теплым уважением к людям, достойно по ним идущим. С тысяча семьсот девяносто девятого Года я - верный слуга моего русского господина. И не нахожу в этом ничего, кроме чести. В объяснение я мог бы привести немало фактов. Военные доблести моего господина известны целому свету; он добр, благороден, неутомим в трудах и бесстрашен в опасностях; недостатки его гораздо привлекательнее достоинств, которыми обычно кичатся люди; наконец, он - правнук карталинского царя Иессея, следовательно, знатен, как король обеих Сицилии или по крайней мере как тосканский герцог. Все это - безусловная истина. Однако и ее не хватает для камердинерского самолюбия твоего брата. Слушай же, слушай! Массимо!.."

Глава третья

Летом прошлого, одиннадцатого, года генерал Багратион гостил у своих родственников в Симах, близ Владимира. Симский усадебный дом был огромен и бел, с высокой крышей и широкой колоннадой двух террас, смотревших в сад, полный роз и жасмина. Посреди яркой зелени под ослепительным июньским солнцем сверкали статуи древних богов. За садом искрился овальный пруд.

Вплотную к его берегу подступал необъятный столетний парк из дубов и лип. Глядя на него, Сильвио Батталья смущенно думал, что для обмера этого парка в итальянских туазах может, пожалуй, недостать всех чисел арифметики. Симы повергали миланца в изумление на каждом шагу. Вот отличная хозяйственная ферма и по соседству образцовый конский завод. Вот важный берейтор-англичанин и дюжина гигантских ньюфаундлендских псов... А вот какое-то необычайно сложное устройство для орошения полей, засеянных клевером...

Поместье принадлежало генералу Голицыну, старому весельчаку с широким, красным и улыбчивым, как луна после ветреного дня, лицом. По жене, которая была княжной грузинской, из рода царских последышей, он приходился Багратиону дядей. До сих пор Сильвио не видел ничего роскошнее здешней, голицынской, обстановки. К дому вела двойная лестница. За вестибюлем, буфетной и столовой сверкала длинная анфилада комнат с настежь открытыми дверями - залы, гостиные и боскетные. Бронзовые люстры свешивались с позолоченных потолков, нежно розовели фарфоровые вазы, сияли фигурные зеркала, и задумчиво смотрели со стен превосходные старинные портреты. Все это было собрано в Симах, чтобы сделать жизнь их владельцев просторной, удобной и красивой. Но дворец строился и обставлялся много лет назад. Паркет кое-где уже потрескался. Налет времени, похожий на серую, дымчатую пыль, густо покрывал некоторые предметы. Хрусталь серебряных кубков в шкафах был темен, как топаз. Бархат, металл и мрамор тоже изменили свои первоначальные свежие цвета. И пахло здесь как-то странно - смесью тягучего и скучного с уютным и ласковым.

Стоило Багратиону появиться в Симах, как кареты, коляски, фаэтоны, брички и другие экипажи начали подкатывать к дому почти непрерывной вереницей. Кому не было знакомо прославленное громкими военными подвигами имя голицынского гостя? И вот соседние дворяне - вхожие и невхожие в симский дворец, знатные и безвестные, богатые и бедные, молодые и старые, мужчины и женщины - кинулись сюда, движимые общим неудержимым порывом. Напудренные лакеи в башмаках и ливрейных фраках еле успевали высаживать прибывших. И к вечеру Симы превратились в маленький шумный городок.

Сильвио усердно помогал дворецкому. Эту важную должность при голицынском "дворе" занимал субтильный старичок в длинном коричневом сюртуке. Он был плешив, то и дело нюхал табак из лакированной черной табакерки с ландшафтиком на крышке и был чрезвычайно разговорчив. В обычное время Карелин не очень обременялся заботами, так как в Симах все шло по издавна заведенному, прочному порядку, будто само собою. В конце концов его основная обязанность заключалась только в том, чтобы варить по утрам кофе для княгини. И он выполнял эту обязанность с артистическим искусством. Но теперь, принимая гостей, старикашка вовсе сбился с ног. Впрочем, не меньше хлопотал и сам хозяин - князь.