Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики

Когда пушки послали в чудовище смертоносный поток антинейтронов, корабль тряхнуло. А зверь, как ни невероятно это выглядело, безболезненно проглотил лучи, и на плечах у него выросли новые головы, отвратительные, с получеловеческими лицами, что-то болтающие и выкрикивающие — крики эти были слышны в кабине! Роффрей почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

К нему склонился Толфрин, не отрывая глаз от экрана.

— Что это? — пытался он перекричать вопли Мери.

— Черт возьми, мне-то откуда знать? — огрызнулся Роффрей. Он выровнял корабль, снова нажал на спуск, развернулся в кресле и сказал:

— Займитесь-ка делом, Толфрин. Проверьте, действительно ли совпадают координаты на карте и на экране.

Наплывая из мглы, чудовище потянулось к кораблю, его головы, ухмыляясь, что-то бормотали. Ничего подобного просто не могло существовать, но чудовище существовало — и гадать о причинах было не время.

Роффрей тщательно прицелился в главную голову, медленно нажал на спуск.

И на этот раз чудовище исчезло!

Остались несколько струек газа в черноте — ясной черноте пространства галактики, которую Роффрей сразу же узнал.

Они были именно там, где нужно!

Но тут над ними нависла новая опасность.

Вместо чудовища появилась эскадра стремительных сферических кораблей, тех, что промелькнули перед Роффреем перед самым бегством из флота. Победители, сметающие остатки человечества, они держали курс чуть выше и южнее битой-перебитой скорлупки Роффрея — и он послал корабль в крутой вираж, чтобы встретить подлетающие вражеские звездолеты лицом к лицу.

Как ни послушен в управлении был его корабль, но кабина содрогнулась и загрохотала, когда Роффрей вознес его на столбе черного пламени, ускользая от круглых кораблей и посылая в них сокрушительной мощи заряд. Роффрею было не по себе, что-то беспокоило, не давало полностью сосредоточиться. То же, по-видимому, испытывал и Толфрин. Роффрей на секунду обернулся — Мери вопила не переставая.

Схватившись за ручку, чтобы не упасть, Толфрин крикнул:

— Координаты полностью совпадают!

— Чего ж тут удивительного? — невинно поинтересовался Роффрей.

Уиллоу подошла к Мери, попыталась успокоить ее. Та уставилась куда-то перед собой застывшими, словно стеклянными глазами, будто видела нечто невидимое остальным. Пронзительные вопли ее заполняли замкнутое пространство кабины страшным воем.

Уиллоу всмотрелась в мужчин, казавшихся в полумраке бесплотными тенями: один сидел за щитом управления, другой стоял у пего за спиной; темнота их одежд выделялась на фоне брызжущих светом экранов и приборов, лица оставались в тени, руки смутно белели на панелях.

Уиллоу глянула в ближайший иллюминатор. Пустое, странно бесцветное пространство. Опять перевела взгляд на мужчин — и вдруг ее затопила дикая дисгармония цвета и звука, бесчисленные омерзительно реальные ощущения — первобытные, непристойные, устрашающие — захлестнули сознание, расстроили его, не давая разобраться в пяти своих чувствах...

В эти мгновения она уже совершенно не понимала, обоняет или слышит цвет, голову переполнило некое единое ощущение, в котором слились восприятия запаха, вида, фактуры, звука и вкуса; все сохранялось в нем, но общим ощущением этого сочетания было — мир стал кроваво-красным.

Я умерла, подумала Уиллоу.

Роффрей крикнул — еще мгновение звук оставался только звуком, а затем, и Роффрей это увидел, влился в кроваво-красный хаос. Он почувствовал: безумие наваливается и откатывает, наваливается и откатывает страшными волнами, набегающими с каждым разом чуть ближе. Тело дрожало от напряжения, рассыпало по кабине сонмы кроваво-красных образов, и он видел — нет, слышал их, они были как звук трубы с сурдинкой. Ужасало и это, а подкрадывалось и что-то еще — нечто поднимающееся из глубин памяти, то, о чем он никогда и не подозревал.

Его охватили жалость и отвращение — отвращение к себе, он внезапно почувствовал себя раздавленным.

Но было и что-то — он не знал что, — помогавшее ему преодолеть растерянность, помогавшее уверовать в исчезающие крохи своей личности, отмести хаос беспорядочных ощущений и ужасных мыслей и обрести самого себя.

И он обрел себя!

Уиллоу обнимала Мери, та застыла, как натянутая струна, но уже не вопила.

Волны стали стихать, пока не исчезли совсем, и постепенно ощущения у каждого вернулись в норму.

Тело Мери вдруг обмякло, она потеряла сознание. Толфрин рухнул на пол, Роффрей, ворча что-то, сгорбился в кресле пилота.

Он вглядывался в быстро сходящие на нет пульсации хаоса и не без удовлетворения подумал, что антинейтроны сделали свое дело, хотя прицелиться точно он не мог, да и целился-то в полубессознательном состоянии.

Часть кораблей спасалась бегством, остальные превратились в груды исковерканного металла, бессмысленно кружащие в пустоте. Роффрей, насвистывая, взялся за ручки управления. Потом свист оборвался, он спросил:

— Как у вас на галерке, порядок?

— Да уж конечно, супермен! — откликнулась Уиллоу. — Мери и Пол в обмороке. Мери досталось больше, чем любому из нас, она, похоже, приняла на себя главный удар. Что это было?