Багряная игра

Мы прошли полквартала. Уличный фонарь осветил его волосы, все еще светлые, как сосновая стружка. Он выглядел помоечным — ив темноте было заметно, что грубая черная куртка, надетая на голое тело, донельзя грязна, а черные джинсы вот-вот развалятся. Он был бос, да кого на темной улице волнует, что кто-то разгуливает по Нью-Йорку босиком. Под фонарем на углу он, ухмыльнувшись, повел плечами, и под курткой показались шрамы и рубцы, избороздившие грудь и живот. У него были ярко-зеленые глаза. Узнаете? Если — из-за какого-то сбоя в распространении информации по мирам и миркам — нет, что ж: над Гудзоном рядом со мной шел Певец Кит.

— Надолго вернулся?

— На несколько часов, — ответил я.

— Что привез?

— Тебе это важно?

Он засунул руки в карманы и поднял голову: — Конечно!

Я издал звук, которым взрослые отделываются от докучливых детей.

— Ладно.

Мы прошли по набережной еще квартал; было безлюдно.

— Садись.

Он оседлал балку, покачивая ногой над вспыхивающим темным Гудзоном. Я сел перед ним, расстегивая портфель.

Кит, ссутулившись, наклонился.

— Ого! Можно потрогать? — вопросительно сверкнули зеленые глаза.

— Давай.

Кит запустил в них пальцы (суставы да обкусанные ногти), вынул парочку, положил обратно, вынул еще три.

— Ого… — прошептал он. — Сколько же это стоит?

— Раз в десять больше, чем я прошу. Мне надо побыстрее от них избавиться.

Он перевел взгляд на покачивающуюся ногу.

— Выбросить их в реку никогда не поздно.

— Не дури. Я разыскивал одного парня, который крутился в том баре. Он много что мог…

На середине Гудзона над пеной скользил паром на воздушной подушке. Палуба забита вертолетами; ясно, на патрульный аэродром под Веррацано. Я переводил взгляд с мальчика на корабль, начиная приходить в себя после этого бреда с Мод, но тут паром загудел.

— …Сегодня вечером его подкололи.

Кит засунул концы пальцев в карманы и сменил позу.

— Тут я и заторчал. Всё он вряд ли бы забрал, но хоть вывел бы меня на тех, кто заберет.

— Я буду сегодня на вечеринке, — он помолчал, догрызая остаток ногтя, — где ты мог бы попробовать их продать. Алексис Спиннел устраивает на Вершине Башни прием в честь Реджины Абофлавиа.

— Вершина Башни?.. — сыт я по горло этим Китом, и давно сыт. В десять — Чертов Бар, в полночь — Вершина Башни…

— Я бы не пошел, но там будет Эдна Сайлем. Эдна Сайлем — старейший Певец Нью-Йорка.

Имя сенатора Абофлавиа уже промелькнуло надо мной сегодня вечером в световых новостях. А имя Алексиса Спиннела в каком-то журнале — я кучу их проштудировал по прилете с Марса — связывали с бешеными деньгами.

— Я бы взглянул еще разок на Эдну, да вряд ли она меня вспомнит, — небрежно сказал я. Уже в начале знакомства с Китом стало ясно, что типы вроде Спиннела и его компании играют в нехитрую игру, где выигрывает тот, кто соберет большинство Певцов Нью-Йорка под одну крышу. Нью-Йорк с пятью Певцами делит второе место с Лаксом на Япете; ведет Токио, там их семь.

— Двухпевцовый прием?

— Скорее четырех… если я приду.

Я понимающе приподнял бровь: четырех добывает разве что мэр для приема по поводу вступления в должность.

— Я должен получить от Эдны Слово, сегодня вечером оно меняется.

— Ладно, — сказал я, закрывая портфель. — Не знаю, что там у тебя на уме, но я готов.

Мы возвращались к Тайме Сквер. На Восьмой авеню у первой пластиплексовой мостовой Кит остановился.

— Постой-ка, — он наглухо застегнул куртку. — Теперь порядок.

Прогулка по нью-йоркским улицам с Певцом (два года назад я долго размышлял, разумно ли это для человека моей профессии) — вероятно, лучшая маскировка, возможная для человека моей профессии. Вспомните, как недавно перед вами промелькнул ваш любимчик, актер СтереоТВ, поворачивающий на Пятьдесят седьмую улицу. А теперь честно: узнали бы вы малого в твидовой куртке, что отставал от него на полшага? На Таймс Сквер Кита узнавал каждый второй; с пепельными волосами, босой, в траурной молодежной одежде, он был, конечно, самым ярким из Певцов. Улыбки, чуть прищуренные глаза; почти никто не разглядывал и не всматривался.

— А все же кто из гостей помог бы мне сбыть с рук это барахло?

— Тот же Алексис гордо считает себя неким искателем приключений. Если вещицы окажутся в его вкусе, ты выручишь больше, чем от поштучной торговли вразнос.

— Ты скажешь ему, что все они краденые?

— Тогда он, пожалуй, заинтересуется еще больше. Он гад ползучий.

— Тебе видней, приятель.

Мы спустились в под-подземку. Контролер стал было брать у Кита монету, поднял глаза, осклабился, пробормотал что-то невразумительное и жестом предложил нам пройти. «О, благодарю вас», — сказал Кит с невинным удивлением, будто такое с ним впервые и он восхищен (два года назад он говорил мне глубокомысленно: «Стоит только показать, что я этого жду, и ничего не выйдет»). Меня до сих пор поражала манера, с которой он носил свою известность. Я упомянул о ней при знакомстве с Эдной Сайлем, и Эдна ответила мне с тем же простодушием: «Что ж, за это мы его и выбрали».