Багряная планета

«Старик» относилось не ко мне, а к Марсу.

- Как он там? Дай посмотреть. - Несколько секунд Вашата, приникнув к окулярам магнитного телескопа, молчит, затем говорит с обидой: - Все метет, метет. Ну и погодка на Марсе! Знал бы, дома остался.

Я не смеюсь, мои губы кривятся в злую улыбку. Я знаю это, но ничего не могу поделать с собой. Эту остроту Христо повторяет бесконечное число раз. Мне хочется сказать ему колкость, но я ловлю его взгляд и невольно улыбаюсь. Вашата, как всегда, понял меня без слов. Кивнул, что равнялось - «извини». Он вошел в роль и все еще повторял свой психологический трюк, не так давно разгаданный Антоном, теперь Вашата «работал» только на Макса Зингера, он как раз вошел и озабоченно уставился в затылок Вашаты, затем спросил у меня взглядом: «Ну как?»

Я пожал плечами.

- Дела! - многозначительно произнес Зингер. - Космос выкидывает и не такие штучки.

- Ты прав. Макс, - кивнул Вашата. - Космос давно не инертная пустота. Он имеет непостижимо сложный характер.

- Ты сказал - характер? - вкрадчиво спросил Макс.

- Если хочешь, то да. Пусть слепой для нас, непостижимый, но характер, какой бывает у любой среды, воздействующей на психику. Ведь космос теперь - среда обитания разумных существ!

- Если в таком аспекте… - сказал глубокомысленно Макс, бросая нам с Антоном тревожные взгляды.

Вашата снова приник к телескопу.

- У Северного полюса будто стало потише, - сказал он и, оторвавшись от окуляров, посмотрел на космоспидометр: - Осталось каких-то пять миллионов километров…

- Пять миллионов двести тысяч, - поправил Антон Федоров. Он вошел в рубку, чтобы сменить меня на вахте.

- Двести тысяч - сущий пустяк, - сказал Вашата и поднял палец: зажглась зеленая лампочка на панели внешней связи. Два раза в сутки автоматическая станция «Марс-120» передает нам метеосводки, телефильмы, фотографии отдельных участков планеты, над которыми она пролетает и где «трудятся» ее коллеги, совершившие мягкую посадку. Сводки очень подробны, но снимки туманны: вот уже два месяца на Марсе свирепствуют песчаные бури. Сводки зачитывает компьютер голосом Наточки Стоун - диктора из Космического центра. Ни у кого в Солнечной системе не было такого красивого, проникновенного, доверительного голоса, будто все ее тепло и нежность предназначены только для вас, и что бы она ни читала - скучнейшие таблицы или техническую информацию, - голос ее звучал музыкой для космических пилотов. Создавая для нас компьютер, ребята здорово потрудились, вложив в него богатейшие оттенки Наточкиного голоса.

- Метет, как у нас в январе за Полярным кругом, - изрек Христо. Тоже далеко не новое сравнение, Антон дополнил его еще одним дежурным изречением командира: «И что нам дома не сидится?»

Зингер покачал головой.

Вашата засмеялся первым, у него стало входить в привычку говорить всем известные вещи и повторять древние анекдоты. Дома он слыл остроумнейшим человеком, что дало ему несколько очков перед соперниками на должность командира «Земли». Считалось, что с таким руководителем не соскучишься в полете и его всегдашняя веселость, оптимизм будут благотворно действовать на экипаж, и действительно, первые месяцы Христо так и сыпал остротами - и вдруг перешел на унылые штампы.

В остальном Вашата нисколько не изменился, и мы, как могли, тянулись за ним, все же такая перемена в нем наводила на грустные мысли, космос, как справедливо повторял Макс, выкидывал и не такие штуки с людьми, проверенными и перепроверенными перед полетом в космос.

Антон разгадал эту психологическую загадку, когда мы перевалили за девяносто миллионов километров пути. Он пришел меня сменить у пульта управления и, только открыв дверь, расплылся в своей самой лучезарной улыбке, какой я не видел со дня старта.

- Все проще пареной репы… - начал он.

- Ты заразился от Христо? - не без ехидства спросил я. - Теперь у него будет достойный соперник.

- Не будет, Ив. Прежде я не замечал в тебе ехидства. Ты только послушай! Не зря я имею первую категорию по шахматам и неплохо решаю логические задачи.

Я вздохнул:

- Ну что с вами со всеми творится. Ты никогда не был хвастуном.

- Да я не хвастаюсь, просто ввожу тебя в курс дела, а ты, Ив, продолжай

- дыши глубже и слушай. Я разгадал нашего Христо. Ты припомни, как через месяц после вылета действовало на нас его остроумие?

- Надо сказать, неважно. В таком длиннющем пути все надоедает.

- Не только, он подавлял своими перлами, прямо изничтожал, поднимался над нами, парил, и это при нашей-то депрессии. И Христо понял, что таким способом вгонит нас в полную тоску и печаль, если не хуже, и изменил тактику, вначале сравнялся с нами интеллектуально, а затем как бы опустился еще ниже.