Багрянец

Кэт очень хотелось найти оружие и освободить хотя бы одну руку, хотелось наброситься на них. Кровавое последствие этого означало не только побег, но и удовлетворение от мести. Теперь подобные желания слишком свободно двигались в ее голове – точно пес, пытающийся прорваться с нижнего этажа сознания, вынюхивающий лазейку. Разуму они не поддавались, но говорили о сходстве Кэт с этими людьми, даже при различии мотивов, и ей это было отвратительно. По крайней мере, в ненависти она находила отдых от ужаса и тревоги, которая уже многие часы сжимала ее желудок.

Шестеро красных, прижимавшихся к стене, теперь шагнули вперед, подняли окрашенные руки и заулюлюкали. Эти растрепанные имбецилы напоминали бродяг из далекого прошлого, некогда наслаждавшихся примитивным экстазом, но теперь в своем опьянении бессильных его вернуть. Если прибытие двух стариков, не способных даже самостоятельно войти в это древнее место жертвоприношений, и вдохновляло красных, то крики их все равно не могли сравниться с тем, что Кэт слышала, когда расчленяли Стива.

Аляповатые, отвратительные, безумные, целеустремленные, эти твари собирались положить конец всему, чем Кэт была и чем мечтала быть. По-видимому, убийство не кажется жертве таким уж славным.

Под грязными коленями Кэт в земле снова послышался гул. Она отвлеклась от театра красных в сарае: внизу определенно ворочались скалы. Нечто вырвалось из оков, и, возможно, сама земля разверзалась, чтобы открыть закоулки, которые лучше не открывать. Что бы ни обитало внизу, оно стремилось наверх и двигалось быстро; медленное дыхание за решеткой становилось все теплее, невидимая ядовитая пасть все сильнее воняла трупами.

Кэт закричала и попыталась встать, чтобы уменьшить ужас, от которого задыхалась, но отчаянный вопль только привел красный народец в восторг: они знали, что приближалось к поверхности земли, по которой красные ходили босыми ногами. Дудочки снова пронзительно зазвучали, и мысли пленницы бросились в стороны, точно дети, гулявшие одни и испугавшиеся рычащих псов.

Вокруг храма продолжали гудеть мужские голоса – люди куда-то торопились, делали что-то, что Кэт не видела из задымленного сарая. Рычали моторы – кто-то давил педали в пол.

Старик Уиллоуз отбросил руку дочери и принялся издавать гортанные звуки, казавшиеся наполовину звериными. В чем бы ни был смысл этой пугающей речи, красный народец ответил восторженным кошачьим концертом.

Старик Уиллоуз поднял напряженные руки по обе стороны лохматой черной головы. В безумных белых глазах между зубастых челюстей пасти отражался огонь.

Его самка зашевелилась и поднялась из коляски, пошатнулась на миг, но немедленно выпрямилась: в ветхое тело чудесным образом вернулись жизненные силы.

Запятнанное красным, истощенное тело дряхлого матриарха кокетливо и жеманно начало ковылять, завывая при этом фальцетом, дрожавшим на самых высоких нотах. Развеселившись, старуха принялась хлопать по собачьей маске скрюченными, застывшими руками с красными шишками на суставах и вращаться на месте. Костлявые ступни танцевали в грязи, а сама жуткая ведунья напоминала истощенного ребенка, залитого кровью и участвовавшего в детской игре или ее сатанинской версии.

Финн – сын с крысиной мордой – пронес по большой палате чашу из черепа, высоко подняв. Кивая, он раздал причастие всем восьми красным идиотам, по-прежнему визжавшим и игравшим на дудках, выманивая из недр земли своего отвратительнейшего друга.

Каждый сделал глубокий глоток из чаши, чтобы смягчить прибытие сущности, рыскавшей в тайных каменных пещерах внизу – точнее, сущностей. Они торопливо поднимались из своего туннеля к решетке, где металась Кэт, вглядываясь во тьму под ногами.

Возможно, дверь сарая закрыли или слабые обрывки солнечного света наконец скрылись за дождевыми тучами; быть может, небесное тело, несущее свет и тепло, не вынесло предчувствия грядущего. Тьма превратила сарай в пустой сосуд. Снизу и сверху в емкость меж шаткими стенами лилось ничто.

Над головой Кэт и у земли края́ деревянного здания исчезли из виду; единственным источником света остался слабый огонь, несущий в этой жестокой тьме жалкое успокоение. Вонючий сарай и человеческие головы, издававшие вой вокруг, были полностью лишены тепла и безопасности. Наверное, огонь развели рядом с решеткой, чтобы защитить предводителей церемонии: возможно, свет и жара во время гнусных ритуалов отделяли жрецов от того, чему они поклонялись. Кэт инстинктивно приблизилась к огню, насколько могла, не загораясь сама.

«Белые щенята», – кажется, именно их она слышала. Рычание, затем лай, смех, «йип-йип» под землей. Они приближались, и наконец из кромешной тьмы раздалось скуление, потом отвратительный смех и одновременно – рычание влажного горла.

В яме под решеткой когти скребли по камню, огромные силуэты прыгали и царапали прутья. Кэт привязали, чтобы эти твари могли понюхать ее ужас и оценить, насколько она аппетитна.