Багряные скалы

Егор Лосев Багряные скалы

Об авторе

Егор Лосев, израильский русскоязычный писатель. Автор повестей и рассказов, в основном об израильской армии, а также ряда статей и интервью, написанных для российской, канадской и американской русскоязычной периодики.

Лауреат Шестого Фестиваля молодых литераторов Израиля в номинациях – „Проза“ и „Фантастика“. Автор сборника „Резервисты“, выпущенного издательством ЭКСМО в 2007 году.

вместо предисловия

Посвящается безбашенному поколению израильтян, построивших эту замечательную страну.

Тех, кто не боялся идти навстречу неизвестному, по откровенно враждебной земле, тем, кто ставил цели и шел к ним до конца, не считаясь с ценой.

События и люди, описанные в этой повести, реальны. Но все же не стоит требовать документальной точности, это художественное произведение и многое – плод авторской фантазии.

Почти у каждого из реальных героев изменилось что-нибудь одно: имя, фамилия или кличка, лишь несколько остались под своими настоящими именами.

В шестидесятые годы в Израиле пользовалась особой популярностью песня «Красная скала».

"Там за пустыней, за горой,
Есть место, как о том гласит молва,
Откуда не пришел еще живой,
Зовут то место Красная скала…"

Песню эту запретили, чтобы не будоражила воображение. Она не звучала по радио. Не исполнялась на концертах. Бродягой шлялась по дорогам, появлялась на школьных вечеринках, надолго задерживалась в военных лагерях.

Красная скала – это Петра, легендарная столица Набатейского царства, просуществовавшего до начала второго века, когда наместник Сирии Корнелий Пальма по указу императора Траяна превратил "относящуюся к Петре Аравию" в римскую провинцию. Давно исчезли набатеи, номады семитского происхождения, не изменившие арамейской культуре и потому уничтоженные воинственными приверженцами пророка Мухаммеда.

Но остался высеченный в скалах удивительный город, избежавший тлетворного влияния времени, сохранивший дикое, первозданное очарование.

…Меиру было пятнадцать лет, когда кто-то из друзей подбил его на экскурсию в район знаменитых медных рудников Тимны. Броская красота соломоновых столбов произвела впечатление, и Меир не мог оторвать от них глаз. Как вдруг он услышал голос экскурсовода: "То, что вы видите – ничто по сравнению с Петрой".

Позднее Меир записал в своем дневнике: "Что-то дрогнуло во мне, когда я впервые услышал дразнящее, пленительное слово "Петра". Но потом, постепенно, штрих к штриху, образ к образу, стала вырисовываться легенда, настолько призрачная и далекая, что навсегда должна была остаться дивной сказкой – и не более.

Прошло несколько лет. Изменились реалии. Невозможное стало возможным. Тогда и дала о себе знать, как старая рана, давняя мечта. Она ожила во мне, и я не знал покоя до тех пор, пока не решил: пойду, и будь, что будет. И мне сразу стало легче".

В Петру его сопровождала давняя приятельница Рахель Сабураи. Боготворившая Меира, она была готова идти за ним хоть на край света. Впрочем, как и многие другие.

Четыре ночи и три дня длился их отчаянный поход. И они добрались до цели. И шесть часов провели среди варварского великолепия древних дворцов, высеченных в скалах цвета крови, покрытых узорными надписями на мертвом языке.

И вернулись, чудом обойдя посты легионеров, избежав встречи с ненавидящими Израиль бедуинскими кочевниками.

Так Меир Хар-Цион положил начало рыцарской традиции, просуществовавшей в израильской армии многие годы.

Когда Данте проходил по улицам Вероны, то жители города долго провожали его глазами. Им казалось, что они видят на его лице отблеск адского пламени. Приблизительно с таким же чувством смотрели бойцы на Хар-Циона.

Он побывал в Петре и вернулся живым…

И вот начались походы в Петру сначала бойцов сто первого отряда, а затем парашютистов. Это было похоже на повальное безумие, на попытку сумасшедшего художника расписать красками неистово пылающий закат.