Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.

В феврале этого года Россава задыхалась в погромной атмосфере свыше трех недель, разбушевались страсти, и рос произвол. Но даже и тогда россавские крестьяне, в лице своего волостного правления, были защитниками евреев и по возможности уменьшали их страдания.

Начало сделала банда петлюровцев.

11-го февраля петлюровцы прибыли в Россаву из Мироновки, где помещался штаб. Они обошли несколько еврейских лавок и забрали, по погромным понятиям, совершенно «невинные предметы»: папиросы, спички, свечи.

И уехали обратно в Мироновку.

Почти то же самое происходило ежедневно до 15-го февраля, с тою только разницею, что грабительские аппетиты и число прибывших казаков росло с каждым днем, поведение стало более нахальным, уверенным, начали входить в еврейские квартиры и требовать деньги, угрожая револьвером.

И часто избивали.

Налеты носили чистый, так сказать, бандитский характер. Солдаты при своей «чистой работе» не придумывали предлогов и ни в чем не обвиняли.

Единственным обращением было:

— Давайте деньги.

В руках петлюровцев

15-го февраля в деревню прибыла, также из Мироновки, другая банда петлюровцев. Они, по личным описаниям, по погромному методу, из сопоставления дат, были частью банды Голуба, которая прибыла в Мироновку из Степанцев. Это уже была банда с твердыми грабительскими намерениями, с выработанной погромной программой, с лозунгом, мало логичным, но хорошо действующим:

«Евреи — большевики, евреи — спекулянты, нужно вырезать всех евреев».

И при этом с заряженными ружьями, с нагайками, кровавыми расправами и кулачным требованием денег. Эта банда принесла с собою специфически погромный ужас и панику. Она сразу нашла в деревне «своих», и вокруг казаков сновали, как приятели и полезные советники, местные бандиты и отбросы. Казаки распространились по деревне и навещали исключительно еврейские дома. Деньги они требовали уже весьма крупные: 20 и 30 тысяч рублей и в своих требованиях были упорны, непреклонны. Только когда нападали на еврея бедняка, довольствовались волей-неволей и сотней рублей и еще меньшей суммой. Первое более значительное выступление казаков состояло в следующем:

Согнали 30 евреев возле бани.

У всех опустошили карманы.

Раздели.

Приказали:

— Бегать.

По бегающим открыли стрельбу, но, как видно, только для того, чтобы попугать «жидов» и для собственного удовольствия, так как оказался один только раненый.

Когда характер погрома начал вполне определяться — как массовые убийства со всеми специфическими атрибутами, как например натравливание крестьян на евреев, когда установлены были два готовых к делу пулемета посреди деревни и согнаны были все евреи, стар и мал в качестве заложников, обреченных на смерть, как «денежные мешки» и вообще как евреи, — в это время казаки получили вдруг приказ отступать.

И они поспешно покинули деревню.

Россава вздохнула свободно.

С 16-го по 18-е февраля в ней царило спокойствие. Из Мироновки прибыли большевики. Еврейское население встретило их очень дружелюбно, угощало, чем только можно было: пищей, папиросами. Надеялись, что большевики защитят деревушку от зверств и жестокостей петлюровцев. И евреи не обманулись в расчете. Большевики словом и делом, — например арестом бандитов, — успокоили население. К какой воинской чести большевики принадлежали — не установлено. Они сами себя называли просто: «конной разведкой».

Россава уже начала отдыхать.

Но опять не суждено было россавским евреям свободно ходить по улицам, их делом опять было дрожать где-то в темном углу и постоянно торговаться за свою жизнь, за жизнь семьи.

В руках махновцев

19-го прибыли из Мироновки махновцы на подводах и начали реквизировать, исключительно в еврейских домах, продовольствие, — муку, сахар, крупу. Еврейское население вначале относилось довольно хладнокровно к этим реквизициям, оно считало их законной необходимостью:

— Солдатам нужны продукты.

Но от продуктов солдаты скоро перешли к реквизиции других ценных вещей, — как белье, платье, часы и другие привлекательные домашние предметы.

Еще день…

И солдаты вошли в окончательную погромную роль: распространялись группами в три-четыре человека по деревне, грабили, что попадалось в руки.

Избивали.

Ставили лицом к стенке и, угрожая расстрелом, требовали денег.

С ними торговались. Они уступали, приходили к соглашению, — в общем, явление уже знакомое для россавских евреев по банде петлюровцев. И эти солдаты при своих налетах на еврейские квартиры в большинстве случаев никаких обвинений евреям не бросали.

Твердили только одно:

— Давайте деньги.

Видно было, что насилия совершаются потому, что аппетиты у них большие, надзору никакого нет и нет никакой ответственности. Эти солдаты также братались с местными отбросами и, благодаря последним, были хорошо информированы, во сколько нужно оценивать жизнь в том или ином еврейском доме, где можно разрешать торговаться и где не следует ни в коем случав уступать.

Неудержимый произвол рос часами.

Действия становились циничнее и безобразнее, уже были случаи изнасилования и несколько на то покушений.