Слышала, как они говорили между собой.
— Надо найти его жену, она тут где-нибудь. Хорошо запрячь ее, чтобы она отвезла мужа к реке.
Другой сказал.
— А потом мы ее утопим.
Я начала пробираться через заборы, пока не добралась до конца деревни. Там знакомый крестьянин сжалился надо мной, но боялся пустить к себе в хату и запер меня на ключ в сарае с картофелем.
37. Раскаявшийся староста
20-го марта пришли к нам в деревню Печки десятка два струковцев. Они были назначены охранять реку и сторожить пароходы.
— Будут пароходы, — говорили они, — будут золотые браслеты, часы и хорошие сапоги.
Часть их расквартировалась в деревне. Меня встретил на улице струковец и крикнул:
— Ты еврей… коммуны вам захотелось! Вы ее найдете в воде или под водой!
Я стал ему возражать.
Вокруг собрались крестьяне.
Солдат оказался недалеким, ему нечего было отвечать на мои доводы, и крестьяне смотрели на него с иронией.
Он отпустил меня и ушел
Вечером струковцы согнали местных евреев и перед пулеметом потребовали контрибуцию.
Сошлись на 2000.
Стало спокойно.
В это время стал наступать большевистский отряд. Евреи оставили деревню и кое-как попрятались в окрестностях. Струковцы победили. Когда через 3 дня евреи вернулись в деревню — их дома были совершенно разгромлены и все хозяйство исчезло. Оказалось, что почти все вещи были забраны местными крестьянами. Я начал настойчиво требовать, чтобы крестьяне вернули мне награбленное. В этот день струковцев не было в деревне, крестьяне испугались и начали понемногу сносить мою домашнюю утварь.
Мне сказали:
— Сосед забрал перину и подушку.
Я пошел к нему.
Он напал на меня зверем — кричал, как я осмеливаюсь требовать у него, — старосты деревни, грозил меня арестовать и передать в руки струковцев, как коммуниста. Я увидел, что произошла какая-то перемена в моем соседе. Он был всегда спокойный, своеобразно совестливый, со мной был всегда добр. Я понял, что мне нельзя больше оставаться в деревне, я должен отсюда выбраться, дабы спасти жизнь, Я вышел из дому и немедленно, как на прогулку, чтобы не заметили меня крестьяне из деревни. По дороге я, по поведению крестьян, заметил, что со мной должно тут что-нибудь случиться.
Я зашел на минуту в хату к мужику.
Вслед за мной вбежал туда староста с ружьем.
— Ага, ты тут… ты хочешь удрать, — я тебя сейчас застрелю!
Насилу мне удалось успокоить старосту.
Он ушел.
Приказал мне ждать десятников.
Я снова незаметно выбрался из хаты и, крадучись, через заборы, поля, утопая по горло в воде, добрался до реки, а оттуда переправился на лодке в Остер. Потом узнал: пришли струковцы на следующий день в деревню, вывели все тамошнее еврейское население, стар и млад, за деревню в поле, потребовали денег. Кто имел — откупался, остальных раздели почти догола. Мой отец, 75-летний старик, не имел при себе денег, — и был убит.
Никого в деревне не осталось.
Разбежались.
Теперь крестьяне, когда их посещаем, относятся к нам довольно дружески, а староста, хотевший меня застрелить, попросил у меня извинения и говорил:
— Сам не знаю, что со мной тогда было.
38. На мелком месте
Зашли 2 солдата и начали требовать денег. Я им отдал 200 рублей, бывших при мне. Они этим не удовлетворились и приказали мне идти с ними. Я знал, что это грозит мне большой опасностью, потому что уже было несколько таких случаев, и евреи возвращались всегда с такими увечьями, что их трудно было узнать, и передавали о страшных вещах. Я начал умолять солдат и предлагал им разные вещи. Но ничего не помогло, меня начали бить, я должен был идти.
Они привели меня к ручью.
Бросили в воду.
Всячески пытались меня утопить.
Но вода там была очень мелка.
Они швыряли меня во все стороны.
Но не помогает.
Я все-таки жив.
Тогда они меня вывели за деревню и бросили в пруд, что возле водочного завода. Тут смерть была уже неминуема. Но случайно проходили двое знакомых крестьян. Они заступились за меня.
— Хороший жид, — уверяли.
Солдаты, ругаясь, оставили меня.
39. Живая могила
Во время григорьевского погрома в Елизаветограде я жила с мужем в своем доме на Крепостной площади. Соседи были все русские, мы с ними многие годы жили в дружбе. При первых тревожных слухах, муж стал прятать вещи. Это заметила соседка, она силой ворвалась к нам.
И заявила:
— Прятать ничего не стоит, жидов все равно всех убивают.
И стала перечислять фамилии убитых.
Мы покинули дом и спрятались у христианина Бугаева, просидели у него в погребе 3 дня. Но потом он выгнал нас из своего дома, хотя по улицам шла сильная резня.
Мы бросились к другим соседям — христианам.
Всюду получали отказ.
Два часа блуждали мы по улицам, никуда нас не пускали. Наконец один из бывших знакомых спрятал в сарае одну меня и не пустил звать мужа, который ждал на улице результата переговоров.
Он пошел за ним сам.
И не вернулся.
Я стояла в сарае и ждала мужа — не знаю сколько времени. Уже стемнело.
За сараем разговаривала группа соседей.