Багровая заря

На мне была форма "волков", а за спиной висели два меча — основное оружие для уничтожения врага в ближнем бою путём отрубания головы. Поверьте, люди, мы не боимся ни серебряных пуль, ни чеснока, ни осинового кола в сердце, ни распятия. Убить нас можно, только отрубив голову. Также неверно и широко распространённое мнение, что мы мёртвые. Мы живые, но свойства нашего организма сильно отличаются от свойств человеческого.

Каспар ждал меня за дверью. Я уже десять минут не могла оторвать от себя цепкое тёплое кольцо рук Карины.

— Мамочка… Ну, можно мне с тобой?

— Нет, моя куколка, — сказала я твёрдо. — Туда тебе со мной нельзя.

— Ну, пожалуйста…

— Нет, родная. Это место не для тебя. На время каникул ты поедешь к доктору Гермионе. Она хорошая. У неё ты будешь в безопасности.

— А если… А если тебя опять… опять ранят?

— Ну, что за беда! Док мигом вылечит меня. Она меня не раз с того света вытаскивала.

— Я тебя ещё когда-нибудь… увижу?

— Ты будто навсегда со мной прощаешься… Ну, разумеется, мы ещё увидимся, куколка моя! Может быть, не так скоро, как хотелось бы, но обещаю: где бы ты ни была, я тебя найду. Я тебя очень, очень люблю, моя красавица.

То место, куда я отправлялась с Каспаром, едва срастив раздробленные крылья, было базой "чёрных волков". И разлука с Кариной мне предстояла долгая.

8.6. Последний пасьянс

Но я не сразу отправилась туда. Каспар сообщил, что арестован хищник, по наводке которого меня схватили.

— Она навела их на твой след — сразу же после твоего прихода стукнула им, и они тебя вычислили.

Когда я подошла к решётке камеры, она сидела на койке в своей ажурной шали и сеточке на волосах и размышляла над разложенным на одеяле пасьянсом, как будто по-прежнему находилась у себя дома. Увидев меня, она как ни в чём не бывало улыбнулась.

— А, милочка, здравствуйте… Значит, вот вы как выглядите, когда выходите на тропу войны. Что ж, форма вам очень к лицу. Чёрный цвет вам всегда шёл. Очень славно.

— Аделаида, это правда? — спросила я тихо. — Вы это сделали?

Она устало и горько усмехнулась.

— Смешной вопрос, дорогая. Раз я здесь, — она обвела взглядом камеру, — значит, сделала.

— Нет, Аделаида, скажите это, глядя мне в глаза, — потребовала я.

Она встретилась со мной взглядом и со смущённым видом опустила глаза, чуть улыбаясь, как будто её уличили в каком-то житейском грешке.

— Ну… Да, я это сделала, — сказала она. — Вы довольны?

Она созналась в этом так легко, как будто это была какая-то невинная шалость, за которую её ждёт лишь символическое наказание. Я спросила:

— Они вас заставили? Чем-то угрожали? Запугали?

Она покачала головой.

— Вы склонны драматизировать… Нет, всё гораздо прозаичнее. Меня никто не заставлял и не запугивал.

— Почему, Аделаида? — спросила я. — Я считала вас другом, а вы нанесли мне удар в спину. За что?

Она вздохнула, снова улыбнулась, удручённо разведя руками.

— Трудно сказать… Нет, лично против вас я ничего не имею. Но я подумала, если Орден вас получит, всё снова станет как раньше. Прекратятся эти распри… Как было прежде хорошо!

— Вы ошиблись, — сказала я. — На этом всё бы не кончилось.

Она подняла брови.

— Вот как? — проговорила она озадаченно и как будто с досадой. — Вы так думаете? Гм, обидно… Право же, обидно. — Она помолчала, погружённая в глубокую задумчивость, а потом вдруг пожаловалась, сделав кислую гримасу: — Вы знаете, милочка, у меня здесь отобрали мою трубку и табак. По-моему, это зря, вы не находите? Мне так не по себе без курения! Как будто чего-то не хватает. Мне, право же, неловко вас просить…

Я распорядилась, чтобы Аделаиде вернули её трубку и табак. Получив их назад, она сразу повеселела и, улыбаясь, предложила:

— Не составите мне компанию? Впрочем, я знаю, что вы скажете. "Со стукачами не курю", не так ли?

— Ну почему же, — сказала я, доставая сигареты и зажигалку. — Можно и покурить.

Она, набив трубку и закурив, встала у решётки, прислонившись плечом к стене. Я тоже закурила, и некоторое время мы молчали, выпуская дым. Я сказала:

— Вы говорили, что соблюдаете нейтралитет… Однако в этом случае ваши действия были отнюдь не нейтральны. Они были весьма проорденского толка.

— Ну, как вам сказать! — Аделаида затянулась и выпустила три колечка. — Нейтралитет — вещь обманчивая… Иногда думаешь, что придерживаешься его, а на самом деле оказывается, что нет. Что я могу сказать? Кажется, я села в лужу. В бурные времена мне всегда удавалось оставаться на плаву, а сейчас я, похоже, попала под репрессии…

И она издала смешок, от которого мне стало не по себе. Будь я на её месте, мне было бы не до смеха. Мной овладели оторопь и недоумение.

— Аделаида, вы вообще понимаете… осознаёте степень серьёзности того, что вы сделали, и как вы за это поплатитесь? — спросила я. — Точнее, осознавали ли вы это тогда, в тот момент, когда вам пришла в голову эта идея?

Она вздохнула и улыбнулась грустно и ласково. Так не улыбаются предатели, мелькнуло у меня в голове.