Я немного осмелела и села на подоконник.
— Вы что, уши у всех жильцов рассматривали?
Эйне отпустила руки и повисла на ветке вниз головой, держась одними ногами, отчего её волосы свесились вниз. Присмотревшись, я разглядела, что серебристая прядь в её растрёпанной шевелюре была действительно седая, а не крашеная. И было похоже, что она уже очень давно не пользовалась расчёской.
— Да, у меня было свободное время, — сказала она, скрещивая руки на груди.
— Вы во все окна заглядываете? — спросила я. — Вообще-то, это не очень хорошо — подсматривать за людьми.
Она засмеялась глуховатым смехом, от звука которого у меня пробежал по телу холодок. Она вновь ухватилась за ветку руками и переползла на прежнюю позицию, причём спустилась она так, как висела — вниз головой. Обычный человек стал бы спускаться по дереву головой вверх, а Эйне сделала это, как муха, которая, как известно, никогда не пятится. Устроившись на ветке сидя, она улыбнулась чёрной щелью рта.
— Ничего себе, — вырвалось у меня. — Вы как будто родились на дереве и всю жизнь провели на них.
— Случается иногда и лазать, — сказала Эйне. — Но я чаще летаю.
Я решила, что она пошутила, но под взглядом тёмных провалов, из глубины которых поблёскивали две искорки, мне становилось очень не по себе. И вдруг она, оттолкнувшись от ветки, сделала длинный прыжок и приземлилась носками сапогов на подоконник. От неожиданности я отпрянула, а она протянула ко мне руку и сказала:
— Не бойся.
Рука у неё была бледная, с длинными желтоватыми ногтями, и холодная, как у покойника. Она сидела на подоконнике на корточках, упираясь в него пальцами одной руки и одним коленом, а мне, глядя на её каблуки, вдруг подумалось: как она на таких лазает по деревьям? Она же, притянув меня к себе, стала меня обнюхивать. Это было жутковато и вместе с тем забавно и щекотно, и я засмеялась. Она тоже улыбнулась чёрной щелью рта.
— Скажу правду: не уши твои привлекли меня сюда, а запах, — сказала она. И добавила: — С твоей стороны очень неосмотрительно оставлять окно открытым.
— Почему? — спросила я.
Она смотрела на меня своими тёмными впадинами глаз.
— Могут залететь кровососы, — сказала она.
— Комары? У меня есть от них жидкость, — сказала я.
А она жутковато усмехнулась.
— Нет, от кровососов, о которых я говорю, эта жидкость не спасёт тебя.
1.3. Адреналин
Смысл этого странного высказывания я поняла позже, а пока сочла её слегка чокнутой: разве нормальный человек станет лазать по деревьям и заглядывать в окна? Её лицо было близко: она рассматривала меня со странными, птичьими движениями головы. Эти повадки наводили на мысль о том, что у неё, мягко говоря, не все дома, но уж очень жутко она выглядела — как восставший из могилы мертвец. Теперь, когда близко видела её лицо, я смогла рассмотреть форму её глаз: они были раскосые, азиатские, а чёрными провалами они мне показались, потому что их окружали тёмные тени. В них было что-то кошачье. Пальцем с длинным жёлтым ногтем она провела по моему подбородку, приблизила раскрытые губы к моей щеке и чуть коснулась ими моей кожи. От холодного прикосновения я вздрогнула.
— Я страшная? — усмехнулась она.
— Да нет, что вы, — пробормотала я. Признаться, я побоялась сказать правду.
— За вежливость спасибо, но она меня не обманет, — проговорила Эйне глухо. — От тебя пахнет страхом, это нельзя скрыть.
Её тонкие ноздри чутко вздрагивали, когда она меня обнюхивала.
— Ты восхитительно пахнешь.
Я смутилась, а она бесшумно спрыгнула с подоконника на пол. Присев на корточки — её кожаные брюки на коленях натянулись и заблестели, — она раздвинула полы моего халата и потянулась лицом к моему животу. Меня передёрнуло, я отступила от неё. Она засмеялась и вскочила — так резко, что это выглядело как смена кадра: только что она сидела на корточках, а в следующую секунду уже стояла — худая, в облегающем кожаном костюме, коротенькая жакетка которого не скрывала пупка и застёгивалась на одну пуговицу. А ещё через секунду она уже схватила меня, и я увидела оскал её жёлтых зубов: у меня на глазах её клыки удлинились и стали похожими на вампирские. Они и были вампирскими. Она зарылась лицом в мою шею, и я почувствовала её запах — затхлый, как в ящике с отсыревшими тряпками. Из моего сжавшегося от ужаса горла не вырвалось ни звука, колени подкосились, но она стиснула меня железной хваткой и не дала упасть.
— Нет, — тихонько засмеялась она, ероша мои волосы. — Нет. Я не трону тебя. Тебе повезло: я сегодня уже поужинала. Если бы я намеревалась убить тебя, я бы сделала это сразу и без лишних разговоров.
Она отпустила меня, и я плюхнулась на стул: ноги меня не держали, я их почти не чувствовала. В висках постукивало, по телу бежал холодок, а сердце трепыхалось, как пойманная в силки пташка. Уф! Вот так адреналин! Я глянула на себя в настольное зеркальце: нет, кажется, я не поседела от ужаса, только выглядела бледноватой, а глаза — как два блюдца.
1.4. Невоспитанная гостья
Эйне между тем расхаживала по комнате. Ковёр приглушал её шаги.
— Уютненько у тебя тут.