Багровая заря

— Мы с ней хотим этого ребёнка, — сказал Цезарь. — Когда она мне сказала, что беременная, я ей так и сказал, чтоб она об аборте и думать не смела. Она будет рожать.

Тут, наверно, следует сделать пояснение и разбить ещё один стереотип: вы, люди, полагаете, что мы — ходячие мертвецы и не можем иметь детей. Это не так. Хищники могут размножаться и таким способом, но порядки Ордена строго ограничивают его использование. За всю свою долгую жизнь хищнику дозволяется произвести только одного себе подобного — либо этим естественным способом, либо через обращение взрослой человеческой особи.

Док Гермиона не устояла перед темпераментом и страстью Цезаря. Он сказал: "Она будет моя", — и она стала его. По признанию Цезаря, он держал её в объятиях всего раз, но этого раза оказалось достаточно. Пользуясь своим положением, она старалась сделать для него всё, что было в её силах: она давала ему человеческую кровь чаще, чем другим заключённым, и его силы достаточно восстановились, чтобы наброситься на нового заместителя начальника и избить его. Разумеется, после этого её не могли здесь оставить, и Август Минерва дал ей понять, что она уволена.

Мысли Цезаря даже в колодце были только о ней и о ребёнке, и он буйствовал, как тигр в клетке, рвался к ней, рычал, пытаясь сокрушить решётки, но скоро ослабел от голода и притих. Уж не знаю, как доку снова удалось пробраться к нам с бутылкой крови; сквозь усталую дрёму я услышала тихий голос, с нежной тревогой звавший:

— Цезарь… Цезарь!

Цезарь в своём колодце встрепенулся.

— Родная, я же говорил тебе, чтобы ты не приходила!

— Теперь уже всё равно, — сказала док. — Я увольняюсь.

— Куда же ты пойдёшь?

— Меня уже давно приглашает одна очень хорошая организация, Общество "Аврора". Когда ты выйдешь, они и тебя примут. А сейчас поешь. Лови трубочку.

— Милая, сначала покорми Аврору и Каспара. Они из-за меня безвинно страдают.

Только после того как мы с Каспаром выпили по несколько глотков, Цезарь подкрепился сам. Потом док просунула руку к нему в колодец, и Цезарь сказал:

— Не знаю, сколько мне добавят за это дело, детка… Ты будешь меня ждать? Не побоишься связать свою жизнь с таким непутёвым парнем?

— Нет, глупенький, не побоюсь, — ласково прозвенел в ответ голос дока Гермионы. — Я дождусь тебя, сколько бы тебе ни добавили.

— И ты согласна выйти за меня?

— Согласна.

— Давай сюда губки, сеньорита.

Док Гермиона уже не говорила, что это "слишком": теперь Цезарю было всё можно. Поцелуй через решётку ямы был сопряжён с большими неудобствами, но они их легко преодолели.

— Полагаю, мы должны поздравить жениха и невесту? — встрял Каспар.

— Это уж как пожелаете, — прокряхтел Цезарь.

Мы с Каспаром трижды крикнули "ура!", а Каспар ещё и посвистел, пока док не принялась на него шикать:

— Каспар, дружок, тише! Спасибо, конечно, за поздравление, но вовсе не обязательно делать это так шумно.

Я спросила:

— Вы в самом деле уходите от нас?

Она склонилась над моим колодцем.

— Да, мне придётся уйти.

— Но ведь это ужасно, док! — воскликнула я. — Как же мы без вас?

— Уж держитесь как-нибудь, — ласково сказала она. — А на свободе вас ждут, так что за своё будущее можете не бояться. Всё будет хорошо.

Просунув руку в колодец к каждому из нас, она погладила нас по головам. Прижавшись щекой к её тонкой ручке, я прослезилась.

— Вы самая лучшая, док. Лучше вас никого не было и уже не будет.

5.20. The new doctor

Новый врач прибыл через две недели. Это был хмурый и строгий английский джентльмен, сухой, как щепка. От него веяло холодом за километр, а от одного его взгляда размягчались кишки. Его звали мистер Альфред Олимпия.

— Он как мороженый хек, — охарактеризовала его Пандора. И передёрнулась: — Брр, я не хочу, чтобы он меня осматривал!

Но новый доктор первым же делом устроил осмотр в целях знакомства с будущими пациентами. Ознакомившись с помещениями, он нашёл их довольно нечистыми и остался недоволен:

— It's disgusting! (Отвратительно!)

Ему не понравились мы:

— They are horrible! (Ужасны!)

Ему не понравилась наша одежда:

— Too bad! (Плохо!)

В общем, доктору ничего не понравилось, но он почему-то остался. Поговаривали, что его отовсюду уволили, и он, чтобы не остаться совсем без работы, был вынужден согласиться на эту не слишком завидную должность. Как врач он производил впечатление невежды, желающего казаться умным и знающим. За его высокомерием крылась тупость и скудные знания, которые он старался выдать за отличные. По сравнению с нашей любимой и незабвенной доком Гермионой он был просто нуль. Без палочки.

С уходом дока мы остро почувствовали, как нам плохо без неё. Оказывается, только она и делала нашу жизнь сносной, а без неё всё стало беспросветно. Но больше всех по ней тосковал Цезарь: она для него была не только док, но и невеста. Она носила под сердцем его ребёнка, и он постоянно думал о них и был мрачнее тучи. За избиение заместителя начальника ему добавили шесть месяцев. Цезарь рвал и метал, не находя себе места.