— А может, останемся еще ненадолго? — попросил Шумри. — Здесь очень славно. К тому же, в нашем путешествии по джунглям пригодится язык, что я здесь учу. Не говоря уже о туземных навыках, которыми они со мной охотно делятся. А если бы ты знал, какие у них сказки и мифы!.. Я обязательно перескажу тебе их все!
— Если тебе тут так нравится, можешь оставаться, — сказал киммериец. — Можешь даже поселиться здесь насовсем. Да, это как раз для тебя: не нужно ни с кем сражаться, качества воина ни во что не ценятся, главное — уметь хорошо трясти задом в ритме там-тама да подвывать их дикарские песни!..
Шумри не обиделся.
— Но тебе-то, тебе-то чем плохо здесь? — спросил он. — Кажется, самого Митру не обхаживают так в его небесном дворце, как тебя в этом селении!
— Я не думаю, чтобы вокруг Митры все время вертелись женщины, специально изуродовавшие себе лицо, и при этом еще призывно подмигивали!
— Ах, вот оно что! — Шумри рассмеялся. — Даже не знаю, что тут тебе посоветовать…
— В советах я не нуждаюсь, — отрезал Конан. — Я согласен остаться здесь, но не больше, чем на три дня. И то если мне будет давать высыпаться ночами их любимое божество. Кстати, ты не мог бы разузнать поподробнее, где живет этот их Ба-Лууун?
— Зачем? — насторожился Шумри. — Его нельзя трогать! Он и в самом деле является для них прародителем и божеством.
— Кто тебе сказал, что я собираюсь его трогать? Просто посмотрю… Неужели твое хваленое любопытство тебе изменило?
— Да нет, — Шумри улыбнулся. — Я уже видел его.
— Когда?
— Позавчера. На рассвете — ты еще спал — я попросился в лодку к туземцам, которые отвозили ему фрукты. На обратном пути попросил их высадить меня, сказал, что хочу поохотиться в одиночестве, и вернулся к озеру.
Конан удивленно приподнял брови, но промолчал. Немедиец не дождется, что он станет расспрашивать его, как выглядит божество и очень ли оно большое. В скором времени он узнает это сам.
Глава 5. Айя-Ни
В тот же день после обильного и разнообразного, как всегда, обеда (на этот раз их угощали запеченными в листьях крокодиловыми яйцами, тушеными бананами и нежным мясом речных рачков) путники уединились на берегу Стикса. Не верилось, что маленькая илистая речка, до противоположного берега которой можно было с легкостью доплюнуть, и широкая величавая громада воды, по которой они плыли в начале и середине пути, — одно и то же.
Конан и Шумри негромко совещались, прикидывая детали своего дальнейшего пути и перечень вещей и продуктов, которыми необходимо будет запастись у предупреждающих каждое их желание дикарей, как вдруг послышался шорох, и из зарослей, отгораживающих селение от реки, появилось поразительное создание. В первый момент они даже не сообразили, что это человек, женщина — настолько обильно существо было украшено перьями. Яркие перья свисали у него с талии, заменяя набедренную повязку, спереди короче, сзади — почти касаясь земли, напоминая настоящий птичий хвост. Зеленые и красные перья веером расходились вокруг запястий и лодыжек. С высокой шеи спускалась гирлянда крупных белых цветов, такие же цветы были вплетены в волосы, черной копной встававшие вокруг головы. Создание было обворожительно. Конан не сразу понял, отчего от этой туземки невозможно отвести глаз, а поняв, восхищенно расхохотался. На лице девушки было нечто вроде полумаски из нежных, ярко-лазоревых и голубых перьев птицы Лу, закрывавшей всю нижнюю часть и тихо колыхавшейся от ее дыхания.
Девушка, позвякивая костяными браслетами на руках и ногах, покачивая яркой головкой, прошлась вокруг них на цыпочках, имитируя походку болотной птицы, гордой и чванливой. Затем, встряхнув плечами и выгнув спину, превратилась в дикую кошку, выслеживающую добычу, ^ подкрадывающуюся к ней на мягких лапах. Снова птица — что-то заслышав, настороженно оглядывается по сторонам, стоя на одной ноге и втянув голову в плечи. Грациозный и длинный кошачий прыжок, довольное рычанье-мяуканье… Птица беспорядочно машет крыльями, запрокинув клюв, но тщетно — вырваться из цепких когтей хищника невозможно…
Покончив с птицей, хищная кошка одним прыжком перенеслась к сидящему на траве Конану и, встав перед ним на одно колено, протянула варвару руку. В черных искрящихся глазах было не раболепие, но веселый вызов. И киммериец принял вызов. Он взял ее ладонь и слегка притянул к себе. Искреннее восхищение читалось на его обычно таком бесстрастном лице. Пусть в этой маленькой пантомиме ему предназначалась роль птицы, а не хищника — Конан рад был попасть в сладкий и терпкий плен…
Вечером того же дня племя опять устроило праздник. Гудели барабаны, звенели браслеты, лился рекой перебродивший пальмовый сок. Девушка, чьей добычей стал сам Сын Неба — как оказалось, ее звали Айя-Ни — была героиней праздника: самая нарядная и счастливая, она кружилась в центре людского хоровода, извиваясь и шурша перьями, и имя ее — «Айя-Ни!» — то и дело звенело в ритмичных напевах туземцев.