Багровые реки

– Тогда живо гоните амфетамины. Что-нибудь возбуждающее. Я должен его расшевелить.

Карим обращался к врачу, не спуская глаз с Ньемана. Он добавил:

– Скорее! Это вопрос жизни и смерти. Врач встал и вынул из плоского аптечного ящичка маленькие пилюли в пластиковой упаковке. Карим ободряюще улыбнулся комиссару.

– Держите, – сказал врач. – После такой пилюли он встрепенется уже через полчаса, но...

– А теперь выйдите все отсюда! – крикнул молодой араб. – Все выйдите, мне нужно поговорить с комиссаром.

Врач и сестра скрылись за дверью.

Ньеман почувствовал, как лейтенант выдернул из его руки иглу капельницы, услышал шуршание скомканного бумажного полотенца. Затем Карим протянул комиссару его испачканную кровью теплую куртку. В другой руке он зажал горсть ярких пилюлек.

– Ваш амфет, комиссар, – сказал он с коротким смешком. – Сейчас словите кайф. Один раз не в счет.

Но Ньеману было не до шуток. Побледнев, он схватил Карима за полу кожаной тужурки и притянул к себе.

– Карим, я... я проник в их заговор.

– Заговор?

– Заговор Серти, Кайлуа и Шернесе. Заговор пурпурных рек...

– ЧТО?

– Они... они подменивали детей.

XII

57

Восемь часов утра. Пейзаж – черный, струящийся – казался каким-то потусторонним. Дождь зарядил с удвоенной силой, словно решил до прихода дня последний раз хорошенько отмыть гору. Вода низвергалась с небес толстыми прозрачными жгутами, яростно рассекавшими потемки. Карим Абдуф и Пьер Ньеман стояли лицом к лицу под гигантской густой лиственницей – первый опирался на капот «Ауди», второй привалился к стволу. Оба были предельно напряжены, насторожены, точно бойцы перед атакой. Молодой араб не сводил глаз с комиссара, который под действием амфетаминов быстро восстанавливал силы или, вернее, нервную энергию. Он только что окончил рассказ о смертоносном нападении джипа. Но Абдуфу не терпелось услышать главное – разгадку тайны.

И Пьер Ньеман начал свое повествование под монотонный говор дождя:

– Вчера вечером я съездил в клинику для слепых.

– По следам Эрика Жуано. Я знаю. И что вы там нашли?

– Директор Шампла сообщил мне, что лечит детей, пораженных наследственными заболеваниями. В подавляющем большинстве они рождались в одних и тех же семьях, принадлежавших к университетской верхушке. Шампла объяснил этот феномен следующим образом: интеллектуальная элита, живущая обособленно, полностью истощила свои физические ресурсы. Дети, появлявшиеся на свет в таких семьях, обладали блестящими умственными способностями, но физически были хилыми и ущербными. За многие поколения кровь университета стала, что называется, гнилой.

– Какое отношение все это имеет к расследованию?

– На первый взгляд никакого. Жуано поехал в клинику просто для того, чтобы выяснить, нет ли какой-нибудь связи между глазными заболеваниями детей и вырезанными глазами наших жертв. Но ничего такого не обнаружилось. Абсолютно ничего. Однако, когда я был у Шампла, он указал мне на одно любопытное явление: за последние два десятка лет это замкнутое сообщество начало вдруг производить на свет крепкое жизнестойкое потомство. Эти дети, становясь студентами, проявляли не только высокие интеллектуальные способности, но и одерживали победы во всех спортивных соревнованиях. Этот факт никак не укладывался в общую картину. Почему одна и та же группа людей порождала одновременно и слабосильных отпрысков, и великолепных суперменов?

Шампла исследовал этот феномен, просмотрел медицинские карты сверходаренных детей, хранившиеся в родильном отделении, а затем и архивную документацию. Он даже принялся изучать карты их родителей и дедов в поисках каких-нибудь генетических отклонений. Но ничего интересного не нашел. Абсолютно ничего.

– Ну а дальше?

– Эта история получила неожиданное развитие минувшим летом. В июле месяце в архивах больницы по чистой случайности были найдены старые документы, забытые в подземельях бывшей библиотеки. Оказалось, что это листки новорожденных пятидесятилетней давности, иными словами – родителей и дедов наших нынешних чемпионов.

– И это означало...

– И это означало, что вся картотека существовала в двух экземплярах. Или, вернее сказать, документы, которые штудировал Шампла, были фальшивками, а обнаруженные подлинники прятал в своих личных коробках старший библиотекарь университета Этьен Кайлуа, отец Реми.

– Мать твою!..

– Вот именно. По логике вещей, Шампла следовало сравнить изученные им карты со свеженайденными. Но он этого не сделал. Из-за нехватки времени. Из лени. И, главное, из страха. Он боялся узнать какую-нибудь гнусную правду о гернонских сливках общества. А вот я это сделал.

– И что же вы обнаружили?

– Что официальные карты – фальшивка. Этьен Кайлуа подделывал почерк акушерок и всякий раз вносил в записи одно изменение.

– Какое?

– Всегда одно и то же – вес младенца при рождении. Для того, чтобы эта цифра соответствовала данным при взвешивании ребенка в последующие дни.

– Не понял.

Ньеман придвинулся к лейтенанту и глухо продолжал: