Багровые реки

— Да, она выразилась именно так. Она говорила, что они хотят украсть его лицо…

— Других причин она не называла?

— Нет. Только твердила, что сын ее проклят. Что его лицо — доказательство, отражение козней сатаны. Еще она сказала, что в течение двух лет ей удавалось избегать несчастья, но теперь оно снова настигло их, и демоны опять бродят вокруг. Повторяю вам: это был бессмысленный бред. Женщина просто сошла с ума.

Карим жадно слушал сестру Андре. Он не понимал, что мать ребенка имела в виду под «доказательством», но одно было совершенно ясно:

Двухлетняя отсрочка, о которой она говорила, — это годы, прожитые в Сарзаке, в условиях строжайшего инкогнито. Откуда же они явились туда — мать и сын?

— Если мальчика в самом деле преследовали какие-то опасные существа, то почему мать поручила эту тайную миссию монахине, которая легко обращает на себя внимание?

Женщина не ответила.

— Прошу вас, скажите правду, сестра! — прошептал Карим.

— Она говорила, что испробовала все для спасения своего ребенка, но демоны оказались сильнее ее. И тогда осталось это последнее средство — уничтожить его лицо, чтобы изгнать демонов.

— Как это?

— По ее словам, только монахиня могла раздобыть снимки, сжечь их и тем самым победить дьявола. Таким образом я избавила бы от опасности лицо ее сына.

— Сестра, я ничего не понимаю.

— Говорю вам, эта женщина была безумна.

— Но почему именно вы? Господи боже, ведь ваш монастырь находится в двухстах километрах от Сарзака!

Женщина долго молчала. Потом ответила:

— Она искала меня. Она выбрала меня.

— С какой стати?

— Я не всегда была кармелиткой. В те времена, когда я еще не ведала о своем призвании, у меня была семья. Я ушла в монастырь, покинув мужа и маленького сына. Эта женщина думала, что именно по этой причине я не останусь глуха к ее мольбам. И она оказалась права.

Карим пристально вглядывался в темноту под покрывалом. Он продолжал настаивать:

— Сестра, вы не все мне сказали. Если вы думали, что женщина безумна, то зачем подчинились ей? Зачем проделали такой длинный путь ради нескольких снимков, обманывали, крали, сжигали?

— Из-за ребенка. Несмотря на безумие матери, несмотря на ее бредовые речи, я… я чувствовала, что ему и впрямь грозит какая-то серьезная опасность. И что единственное средство помочь ему — это выполнить приказ его матери. Хотя бы для того, чтобы унять ее безумный страх.

У Карима пересохло в горле, по телу снова пробежала дрожь. Придвинувшись к монахине, он постарался спросить как можно мягче:

— Расскажите об этой женщине. Как она выглядела?

— Очень высокая, не меньше метра восьмидесяти ростом, могучего сложения, с широкими мужскими плечами. Я ни разу не видела ее лица, но запомнила волосы — густые, черные, волнистые, настоящая грива. И она всегда была в черном, в каком-нибудь свитере из хлопка или шерсти.

— А отец мальчика? Она не упоминала о нем?

— Нет, никогда.

Карим оперся о скамеечку и наклонился к монахине.

Женщина инстинктивно отшатнулась.

— Сколько раз она приходила? — спросил он.

— Четыре или пять. Всегда по воскресеньям. С утра. Она составила список имен и адресов — фотографа, семей, где могли храниться фотографии. В будние дни я ездила и собирала их. Разыскивала семьи. Одних обманывала, у других брала тайком. Подкупила фотографа — деньгами, которые она мне дала.

— И вы отдавали ей эти снимки?

— Нет. Я уже сказала: она требовала, чтобы я их сжигала своими руками. Она только зачеркивала имена в списке. И когда все они были вычеркнуты, я почувствовала, что у нее будто камень с души свалился. Она исчезла, и больше я ее не видела. А я выбрала себе в удел тьму и уединение. Один лишь Господь лицезреет меня. С тех пор я каждый день молюсь за этого мальчика. Я…

Внезапно она осеклась, словно ей пришло в голову нечто ужасное:

— Почему вы здесь? Зачем эти расспросы? Господи, неужели Жюд…

Карим встал. Удушливый запах ладана жег ему горло. Он вдруг услышал собственное громкое, тяжелое дыхание. С трудом проглотив слюну, он устремил взгляд на сестру Андре.

— Вы сделали то, что считали своим долгом, — глухо промолвил он. — Но это не помогло. Через месяц мальчик умер. Я не знаю, как и почему. Но его мать была не так уж безумна. А вчера вечером в Сарзаке кто-то осквернил его могилу. И теперь я почти уверен, что виновные — те самые демоны, которых боялась его мать. Эта женщина жила в кошмаре вечного страха. И теперь тот же кошмар возродился вновь.

Монахиня простонала, не поднимая головы. Черно-белые крылья ее убора всколыхнулись от рыданий. Карим продолжал говорить; его голос звучал все громче и увереннее. Он уже не знал, к кому обращается — к ней, к себе самому или к умершему мальчику…

— Сестра, я всего лишь молодой неопытный сыщик, да к тому же бывший вор. Я расследую это дело один и вслепую. Но те мерзавцы, которые залезли в склеп, еще не знают, что их ждет. — И он судорожно вцепился в спинку стула. — Потому что я дал клятву мертвому малышу, ясно вам? Потому что сам я никто и ниоткуда, и ничто меня не остановит. Потому что это мое дело, и я, кровь из носу, доведу его до конца. До конца, ясно вам?