Багровый лепесток и белый

Это был долгий, долгий, долгий день. Боже мой, как человек может быть так нечувствителен к нуждам других? Безжалостно не замечая, как Конфетка и Софи рвутся домой, Уильям невыносимо длил экскурсию. Сначала ленч в ресторане на Стренде, где от жары и духоты Конфетка едва не упала в обморок, да еще была вынуждена есть баранью отбивную с кровью, которую Уильям, бывавший здесь раньше, рекомендовал как «божественную», затем — к перчаточнику, оттуда — к другому перчаточнику, поскольку первый не смог подобрать для Софи достаточно мягкую лайку: потом поездка к башмачнику: там Уильям, наконец, был вознагражден улыбкой дочери, когда она поднялась на ноги в новых башмаках и сделала три шага к зеркалу. Если бы он на этом и остановился! Но нет, обрадованный этой улыбкой, он повез Софи к Берри и Радду, виноторговцам на Джеймс-стрит, чтобы она взвесилась на тамошних громадных весах.

— Шесть поколений царствующих особ Англии и Франции взвешивались на этих весах, Софи! — сказал он дочери, а владельцы хитро усмехались издалека. — Эти весы предназначены только для важных персон!

И в качестве заключительного удовольствия — обещанная кульминация дня: кондитерская Локхарта.

— Какую славную троицу мы составляем сегодня! — провозгласил Уильям, став на миг точной копией собственного отца на Рождество, опасно раздутого дружелюбием. И пока Софи была занята серьезным изучением десертного меню размером в половину ее роста, наклонился к уху Конфетки:

— Ну что, сейчас она довольна?

— Очень довольна, — ответила Конфетка, которая только сейчас, подавшись вперед на стуле, почувствовала резкую боль и поняла, что волоски гениталий и панталоны склеены засохшей кровью. — Но я думаю, что ей хватит.

— Хватит чего?

— Удовольствий на один день.

Хождение по мукам не сразу кончилось, даже когда они вернулись домой. Совершенно так же, как после первого выезда Софи в город несколько недель назад, девочку вырвало смесью какао, пирожных и непереваренного обеда, а за рвотой последовали неизбежные слезы.

— Вы уверены, мисс Конфетт, — спросила Роза перед сном, — что вам не требуется моя помощь?

— Спасибо, Роза, ничего не нужно.

А затем — наконец — через семь часов и сорок минут после того, как Конфетка упала с забрызганного кровью унитаза на пол сортира «Мыловаренной фабрики Рэкхэма», она и Софи могут лечь в постель.

Конфетка может только подержать ночную рубашку Софи и подать ее девочке, больше ничего. Она тяжело опирается на кровать, пока Софи раздевается и ложится.

— Я вам очень благодарна, Софи, — хрипло говорит она, — вы моя маленькая спасительница.

И едва эти слова слетают с ее губ, начинает презирать себя за то, что так небрежно отозвалась об отваге ребенка. Снисходительно, как мог бы сказать Уильям, будто Софи — умненькая собачонка, проделавшая занятный фокус.

Софи опускает голову на подушку. Щеки у нее в пятнах от изнеможения, нос сильно покраснел. Она даже не помолилась на ночь.

— Что такое «идиотка», мисс?

Конфетка гладит Софи по волосам, отводя их с горячего лба.

— Человек, который чрезвычайно глуп.

Ей мучительно хочется задать Софи свои вопросы: «Ты заглядывала в унитаз, прежде чем дернуть за цепь и спустить воду? Что ты там видела?» — но она удерживается.

— Ваш отец не хотел сказать это о вас, — говорит Конфетка. — Он просто сердился. И плохо чувствовал себя.

Софи закрывает глаза. Ей больше не хочется ничего слышать про взрослых, которые плохо чувствуют себя. Вселенной пора вернуться к своему нормальному ходу.

— Не надо ни о чем тревожиться, моя маленькая, — Конфетка смаргивает слезы с ресниц. — Теперь все будет хорошо.

Софи поворачивает голову, зарываясь щекой в подушку.

— Вы больше не будете падать, мисс Конфетт, нет? — спрашивает она странным тоном, обиженным и нежным.

— Отныне я буду очень осторожна, Софи, обещаю вам.

Конфетка легко касается ее плеча — жест безнадежности перед уходом, — но девочка вдруг вскакивает в постели и крепко обнимает ее за шею.

— Не умирайте, мисс Конфетт! Не умирайте! — причитает Софи, а Конфетт, теряя равновесие, чуть не сваливается на ее кровать.

— Не умру, — клянется Конфетка, едва удерживаясь на ногах, осыпая поцелуями волосы Софи, — обещаю тебе, я не умру!

Через десять минут, не более, когда Софи уже крепко спит, Конфетка забирается в большой таз с горячей водой, придвинутый к камину. Комната больше не смердит горелой бумагой и клеем; в ней пахнет лавандовым мылом и влажной землей. Роза, благослови ее Господь, сумела, наконец, открыть окно, отодрав засохшую краску.

Конфетка моется тщательно, долго и упорно. Выжимает на спину и на грудь воду из губки, выжимает губку, пока пористый скелет морской твари не делается как влажная пуховка, и тогда прикладывает его к глазам. Веки уже болят от плача; хватит, пора перестать.