Багровый переворот

Когда четвертого декабря 1963 года Живков внес на пленум ЦК предложение о присоединении Народной Республики Болгария к СССР в качестве 16-й союзной республики, и пленум расценил предложение как «выдающееся проявление патриотизма и интернационализма», заместитель руководителя Отдела спецопераций Фрэнк Линдси решил, что с болгарской темой вскоре будет покончено. Но СССР, совершенно неожиданно для Линдси, предложение Живкова отклонил. Это принесло Линдси некоторое облегчение, но укрепило во мнении, что политика Живкова всегда будет лояльна только Москве. Он продолжил работу по реализации болгарского вопроса, не слишком рассчитывая на успех, и все же мечтая о нем. В своих ожиданиях он делал ставку на консервативно-сталинистское крыло БКП. По данным всех агентов, группа членов коммунистической партии Болгарии, а также часть государственных деятелей и военных руководителей стремились к возвращению жесткого коммунистического режима, что было невозможно, пока у власти стоял Тодор Живков.

Только к лету 1964 года в болгарском вопросе произошел прорыв. Раскол в кругах компартии Болгарии достиг кульминационной точки: сталинистская группа Болгарской компартии постановила сместить с поста Тодора Живкова, главу правительства и Генерального секретаря ЦК БКП, организовав переворот. По основным стратегическим вопросам члены сталинистской группы пришли к соглашению к концу августа. Определиться с датой оказалось сложнее: успех операции во многом зависел от мнения мировой общественности, без поддержки которой можно было легко остаться ни с чем. Члены организации судились и рядились почти два месяца, пока судьба не преподнесла им подарок в виде отставки главы правительства СССР Никиты Сергеевича Хрущева.

Это произошло пятнадцатого октября, а днем позже лидеры противников десталинизации, либерализации и лично Тодора Живкова как правителя, олицетворяющего режим отступников от основополагающих идей коммунизма, постановили созвать собрание партийно-государственных и военных руководителей НРБ для скорейшего принятия решения относительно даты государственного переворота. Информация пришла из надежного источника накануне вечером, в связи с чем в Директорате планирования было назначено совещание для узкого круга людей. Очень узкого. По сути, в совещании участвовали всего два человека: Фрэнк Линдси и Джеймс МакГаргер.

Заместитель руководителя отдела спецопераций Фрэнк Линдси занимал скромный кабинет на втором этаже здания. Комната два на три метра, под завязку напичканная стеллажами и шкафами с секретной документацией, скопившейся за полтора десятка лет работы над болгарским проектом. Доступ в эту комнату имел только он, что для Директората было обычным делом. Фрэнк Линдси, в начале года разменявший пятый десяток, двадцать из которых посвятил секретной работе, выглядел гораздо старше своих лет. Преждевременная седина на фигурно облысевшем черепе в совокупности с несоразмерно большим носом и впалыми щеками, болезненная худоба и взгляд, буравящий собеседника даже при банальном разговоре про погоду не располагали к непринужденному общению. Приходя на работу, он сухо здоровался с дежурным, расписывался, как положено, в журнале и быстро проходил к себе. Та же процедура повторялась в конце рабочего дня, который, по инициативе самого Линдси, заканчивался, как правило, за полночь.

В этот день он пришел на службу в семь утра, хотя встреча с МакГаргером была назначена на девять. Он хотел еще раз просмотреть бумаги с последним вариантом плана, прежде чем начинать его обсуждение с агентом «Феликсом». Несмотря на тесный контакт на протяжении долгих лет, теплых доверительных отношений между ними не сложилось. Фрэнк Линдси, служивший долгие годы под целой когортой начальства, мечтал о «великом прорыве», который вознесет его к самым вершинам правления ЦРУ. Такого прорыва он ждал от болгарского вопроса, ради этого он трудился по двадцать часов в сутки.

МакГаргер большую часть времени проводил в «полевых условиях», привык всех и вся подвергать сомнению, выискивать предателей и шпионов там, где ими и не пахло, а отношения с начальством строить по принципу «пока я прав, можем считать, что и ты молодец». Линдси в глазах МакГаргера весьма редко был «молодцом», так как стили работы у агента и служащего отличались слишком сильно. Тем не менее работали они продуктивно.

Внешне МакГаргер и Линдси также являли полную противоположность. На фоне высокорослого худосочного угрюмого по жизни Линдси, вид невысокого всегда улыбчивого крепыша МакГаргера невольно вызывал ответную улыбку. С такой внешностью МакГаргеру гораздо легче было добыть нужную информацию от коллег или добиться положительного решения вопроса от начальства. Тем не менее Фрэнк Линдси редко допускал МакГаргера до вышестоящего начальства, предпочитая все планы преподносить как личные наработки. МакГаргер об этом догадывался и особой любви к заместителю руководителя Отдела спецопераций не испытывал. Как и доверия.