Багровый рассвет

– Да странно как-то… Там дальше лежали азапы из первой волны. Вот они-то и вправду азапы – молодёжь с окраин, слабо обученная и вооружённая. Единственная их сильная сторона – количество, но их мы выбили. «Чёрным» их не жалко. У них правило такое: кто выживет после такого – посильнее сотни погибших будет. Вот и гонят ордами на убой – народа у них всегда много было, даже слишком. И сдаётся мне, что прекрасно они понимали, что первая волна обречена. А вот те, с кем мы в рукопашной схлестнулись, – те настоящие янычары, и не просто из янычарского корпуса, там тоже отребья необученного хватает. Нет, эти из штурмовиков. Тех, что первыми, втихую, высаживаются. Хорошая амуниция, вооружение, и все, наверняка, генномодифицированы, как один. Вот только скажи мне, Иван, ты ж в столицах в штабах всяких был, почему они нас не вырезали? Не стреляли, не резали, а мы их как в тире отстреливали.

– А Бергман как же? Вы ж сказали, что его зарезали, – встрял в разговор Сашка.

– Он своей единственной «эфкой» подорваться хотел, когда его окружили, – тихо сказал хорунжий. – Вот ему руку и отрубили. Да его и это не остановило – вот они его и прирезали. А мы их всех там же со стариной Бергманом и положили из двух стволов перекрёстным. Видел я всё, видел! – зло сказал он бунчужному. – Ну, и что это должно означать? Радуйтесь, что живы ещё. Повезло… Знаешь, туман войны достаточно туманен. Зачем ещё больше нагнетать?

– Да всё просто, зачем – чтобы выжить! – зло прошипел в ответ бунчужный.

– Не пойму я вас. Тут то сотник, то вот ты… – попытался возразить Шестопал, но Роберт перебил его:

– Мы всю жизнь с этими воюем, – он кивнул на темневшие трупы, разбросанные перед их позицией, – и никогда янычарские штурмовики не воевали без бронетехники или сильной поддержки с воздуха. А то, что мы сегодня видели, просто неправильно… – Тельманов упрямо помотал головой. – И, вспомни, танки они всё же как-то высадили, да только мало… Неправильно это всё.

Хорунжий присев высыпал прямо на землю у развалившейся кирпичной изгороди из раскрошенных бумажных пачек патроны и медленно защёлкивал тускло поблёскивающие в свете луны цилиндрики в опустевшие магазины, лежавшие горкой перед ним:

– Я сотнику вашему говорил, шо очень возможен большой десант. Мы с той стороны коша отбились и броню «чёрных» всю спалили. А с этой стороны слишком мелко – ни один корабль не подойдёт к берегу с техникой.

– Может, просто не успели, – невесело усмехнулся бунчужный. – Они так не воюют, это точно. Да и где это видано, чтоб нас, островников, «чёрные» в плен, не считаясь с потерями, пытались брать. Под Новой Одессой они тоже умные стратегии придумывали…

Ему никто не ответил, и вокруг повисла гнетущая тишина. Шестопал стал тихо, себе под нос, напевать старую песню:

Жаль, подмога не пришла.
Подкрепленья не прислали.
Нас осталось только два,
Нас с тобою нае….
Все братушки полегли,
И с патронами напряжно.
Но мы держим рубежи
И сражаемся отважно –
Пушка сдохла – всё пи…,
Больше нечем отбиваться.
Что ж, закурим, брат боец, –
Нам от смерти не съе….
Жаль, подмога не пришла.
Подкрепленья не прислали,
Что ж, обычные дела,
Нас с тобою нае….

Неожиданно откуда-то со стороны длинного песчаного пляжа, уходившего своим языком к самому морю, далеко врезавшегося лиманом в низменность в стороне от коша, раздалось пение. Островники словно по команде встали и как вкопанные замерли – их как будто поразил гром, так невероятно было происходящее. А чистый юный голос где-то вдали мелодично и с чувством пел, отражаясь эхом от близких скал, словно поющий был не один, а с целым хором.

Троица разом, как и некоторое время назад, присела, опустив оружие. Ещё минуту они слушали как заворожённые, а далёкий голос приближался и становился всё чётче, а напевы незнакомого языка всё яростнее и громче.

Неожиданно песня оборвалась, а ей на смену пришли крики и улюлюканье, исторгнутые из сотен глоток, и вой работающих на полную мощность дизелей – предрассветный сумрак разорвали и вбили в выжженный песок отполированными траками гусениц танки, появившиеся со стороны лимана. Стремительные тени, забитые доверху цепляющимся за броню десантом, прошмыгнули сквозь их уже не существующую позицию, явно метя в центр коша. А за первой волной – следовала ещё одна, которая двигалась куда медленнее и, раскинув щупальца стрелковых цепей, просеивала всё вокруг.

Ошарашенный промелькнувшей возле них, словно молния, первой волной главного десанта, высаженного словно ниоткуда, Сашка, как и остальные, наконец-то опомнился. Танки и густые цепи пехоты были уже близко – словно бескрайнее море затопляя берег Свободного Острова. Хорунжий схватил Сашку за рукав и заорал в самое ухо: