Багровый туман (СИ)

Ну, глаза его приобрели безумное выражение задолго до смерти, но в сочетании с общим теперешним видом выглядели еще более жутко. Кожа ремнями висела на плечах, горло открывалось отвратительной бахромой… Меня тогда стошнило.

Потом к нам долго ходили «товарищи милиционеры» вместе в всевозможными экспертами.

— Правда.

— Во-о… — пепел упал Иванычу на штанину и остался там прожигать серую ткань; глаза завхоза стали круглыми, но страха в них я не увидел.

— Вот тебе и «во-о». А ты говоришь, понимаю. Что теперь будет? Теперь только особо тихих стали отпускать, остальные сидят на этой заразе… последние мозги сгниют от их лекарств! А кто его знает, что у него в башке? Может, он только прикидывается спокойным, чтоб погулять выпустили.

— Не прикидывается. Он ведь дурак, как же он прикидываться может?

— Может, Иваныч, дураки тоже разные бывают. Вон, был у нас, может, помнишь — ему везде жуки чудились, а так нормальный. Только тараканы у него двухметровые бегали кругом. Говорили, это от водки… Только не верится мне! Нормальный мужик, говорю ж, и читал много, и говорил осмысленно, а вот — жуки…

— Так, он не дурак, значит.

— А кто? Сейчас, Иваныч, сюда шлют, кого надо, кто больной. Нынче психушка перестала аналогом тюрьмы быть — раз прислали, значит, надо. А я что, не врач, психа не вижу? Я, Иваныч, психолог, ко мне такие приходили, что и не выдумаешь. Сразу видно — то ли в проблемах человек потонул, то ли с головой не то.

— Может, и видно… А вообще, прав ты, Андрюша, разные дураки бывают. Вроде и нормальный, а поближе глянешь — натуральный идиот.

— Ладно, Иваныч, пойду я, а то Григорьев и так на меня косо смотрит. Надо работой заняться. Тут еще двоих привезли, надо с ними разобраться. Бывай!

Оба — по экстренному вызову. Значит, буйные. Это не есть хорошо, ибо с такими разбираться — мороки не оберешься.

Два дюжих санитара завели извивающегося закутанного в смирительную рубашку, а потому похожего на гусеницу, человека. Так, Волошин Петр Семенович, год рождения… и тэ дэ и тэ пэ… Диагнозы всяческие…

Неважно! Достаточно посмотреть в глаза этому человеку, чтобы понять: он живет в собственном мире и ему нет дела до наших проблем. В своем роде он счастлив: его сумасшествие освободило его от грязи человечества. Но какие же боли терзают его рассудок — воспаленный и измученный! Что заставляет его рвать на себе кожу и прокусывать губы, его руки связаны? Надеюсь, что я никогда не узнаю этого…

Второй — вернее, вторая; это женщина. Воплощение разрушенной судьбы — молодая, лет двадцать, но разве это человек? Ни у одного из них — тех, кто попадает сюда, — нет шансов, все они живые мертвецы… По крайней мере, эта ведет себя смирно. Наверное, у нее какая-то стойкая мания. Да, клаустрофобия, переходящая в навязчивую идею — мать связала ей руки и ноги простыней, когда она пыталась выпрыгнуть из окна. Представляю, какие муки испытывает эта девушка…

Ничего нет хуже постоянного страха…

Внезапно всплывшее из подсознания имя — Марина! Кто она? Моя спутница из предыдущей жизни? При чем тут она?.. Да, она тоже боялась. Ее страх куда хуже… Марина боялась Новизны и Необычности.

…Кабинет пуст; как же тяжела бывает пустота!

Я сажусь за стол, обшариваю взглядом покрытую темным лаком крышку — листки разлинованной бумаги, что-то похожее на справки, огрызки карандашей. За окном льет дождь, расписывает окно свинцовым карандашом. Хм… удивительно, как преображается природа со сменой времен года! Осень — может быть, она и хороша в ранней поре, но сейчас является собой самое тоскливое зрелище, какое только можно представить, особенно под дождем. Буреющие листья, пожухлая трава, размокшая земля — вот и все; что отрадного для взгляда?

Что-то горячее поднялось в груди, накатило и ударило в голову. Ноги подогнулись сами собой, опуская меня на пол — сознание устало бороться с самим собой, оно хотело просто расслабиться и отдохнуть.

Выход был удивительно легким — так проваливается в сон уставший за день человек. Я закрыл глаза — и вот, вокруг меня уже парят звезды. Хвостатая комета, что-то недовольно пробурчав, пронеслась мимо, забив мне нос зеленой пылью.

Много раз я задавал себе вопрос — зачем мне ЭТО? Для чего я делаю ЭТО? Чтобы осуществить давнюю мечту человечества и прикоснуться к звездам? Вряд ли — это захватывало только сначала, потом… потом выход превратился в необходимость, день без полета — и сердце становится каменно-тяжелым.

Всю жизнь думал, что изумрудные или синие звезды — атрибут фантастических романов. Но нет — вот, передо мной висит громадный фиолетовый шар, источающий едкий жар. Кто скажет, что это не звезда? Там, внутри, кипит жизнь: мечутся какие-то струи, сплетаются в клубки и растягиваются длинными плетьми. Интересно, что если…

Трудно решиться, но я зажмуриваю глаза и каким-то внутренним усилием толкаю себя вперед. Черт, как горячо! Кожа горит, будто ошпаренная кипятком! Даже хуже — жар проникает глубже, глубже, к самому сердце; я весь наполняюсь сущностью пылающей звезды.

Зачем я это делаю?..