Баязет

Он поднял, стряхивая золу, черновик «Дорожника». Счастливою случайностью было, что в те тёплые дни не топили очаг и готовили пищу внизу в кухне.

Строку за строкой он перечитал весь черновик. Дорога по Магрибу снова прошла перед его глазами.

Из того, что сперва он неосторожно написал, многое было вычеркнуто и не упомянуто в чистовом «Дорожнике», поднесённом Тимуру. Но здесь вычеркнутое читалось разборчиво, и пронырливым людям нетрудно было это прочесть.

Он достал из кожаного джузгира листы плотной бумаги. В раздумье проверил ногтем кончик тростника.

Он писал в Фес.

Он перечислил тамошнему султану все города, все дороги, неосмотрительно вписанные в «Дорожник»:

«Он силой вырвал у меня названия городов, направления дорог, места оазисов. Ему я назвал…»

Сверяясь с «Дорожником», подолгу щуря усталые глаза, он не хотел пропустить ни одно название из вписанных в книгу городов, крепостей, замков, оазисов.

Назвав это и проверив, что ничто не пропущено, он продолжал:

«Но утаил…»

Ибн Халдун перечислил всё, что вычеркнул в черновике, припомнил глухие, малоприметные селения, заслонённые песками от караванных дорог.

Он перечислил эти места: там можно скрыть от нашествия, от огня, от меча, от равнодушия невежд и от корысти злодеев всё, что надлежит из века в век хранить, то, без чего народ останется как путник без рубища на ветру веков.

«И ещё я утаил…»

Теперь он вспоминал те, какие знал из самых дальних, укромных, глухих селений, уединённых колодцев, покинутых карфагенских руин и руин римских, места, что могут стать тайниками, убежищами.

Дописав, долго припоминал, не осталось ли мест, которые сразу не вспомнились, но могут пригодиться.

Он снова сверил письмо с черновиком.

Когда всё сошлось, он понял, что это письмо нужно послать в Магриб скорее, прежде, чем войско, отстоявшись, двинется дальше. Ведь никто заранее не знает, куда пойдёт отсюда Тимур. Случалось, выйдя на запад и тем утешив султанов на востоке, он внезапно сворачивал на восток, где его уже не ждали, и это облегчало ему расправу над зазевавшимися султанами. А чтобы легче одолеть врагов на западе, прикидывался, что идёт на восток. Никто не мог сегодня сказать, куда он пойдёт завтра. Даже из старейших его соратников не все понимали такие начала походов:

«Не может, что ли, сразу сообразить, в какую сторону ему надо?..»

Ибн Халдун приметил: Магриб привлекал Тимура. Он уже многое вызнал о Магрибе. Это значило, что завоеватель завтра же может двинуться туда.

Проницательный Ибн Халдун подумал и другое: Тимур не скрывал своего влечения к Магрибу, а если Тимур ещё до начала похода говорит, что намерен пройти через Магриб к океану, не отводит ли он глаза приглядчивых врагов от иных дорог, о коих помалкивает, но куда готов нагрянуть?

Ибн Халдун собрал все листки черновика, кое-где потемневшие от золы и сажи, и вернул их в очаг.

Собрав с полу перед очагом щепки, припасённые на растопку, он забросал ими черновик и, привычно, быстро посверкав кресалом, раздул огонь.

Сухие щепки вспыхнули. Бумага зажглась. Сквозь розовые лепестки огня снизу от бумаги поднялись, завиваясь, бурые, густые струйки дыма, пока и весь черновик не вспыхнул живым пламенем.

Когда от рукописи остались чёрные лоскутки пепла, похожие на вороньи перья, Ибн Халдун взял из угла палку и перемешал весь пепел с золой.

Постояв у очага, словно отдышавшись, он послал слугу звать человека от Бостан бен Достана.

Вошёл нестарый, приземистый, круглоплечий, широкоголовый коротыш с круглыми растопыренными ушами, с пепельно-серыми обветренными губами. На его низком насупленном лбу чернели глубокие морщины и вздулись серые бугры — не лоб, а пашня, изрытая сусликами. Жидкая круглая бородка, красная, со странным бурым оттенком, как бы опалённая пламенем.

С ним вошёл мальчик, ничем на него не похожий, очень бледный, бледный до синевы, с иссиня-чёрными длинными глазами, с пухлыми влажными губами.

Коротыш подошёл ближе. Остановился, переваливаясь с ноги на ногу. Ибн Халдун ему сказал:

— Чтоб хозяин твой скорей шёл на Прямой Путь. Там рабат перса. А как тому подворью названье, не знаю.

— Перса? Я тот хан знаю.

— Знаешь?

— Я сызмала с караванами.

— Что-то ты на араба не похож.

— Меня на базаре купили. А откуда привезли на продажу, продавец запамятовал. Из добычи я. И потому моё имя — Добыча. Хорошо, а? Добыча! Лучше, чем прежде звали.

— А как звали прежде?

— Прежде? Никто не знает. Да не может быть, чтоб было лучше. Добыча! Вот это да!

Добыча. Так переводится его имя — Ганимад.

— Ну спеши, спеши. Передай моё слово хозяину.

— И передам, и приведу. Без меня он туда дорогу не разглядит: я его так притулил, сам он оттуда не выберется. Сызмалу сюда хожу, как пророк Мухаммед! Слыхал? Он тоже сюда с караванами хаживал. Тоже небось торговать.

Ибн Халдуну не понравилось такое братанье караванщика с пророком.

— Ступай. Дела ладятся, пока быстро деются. Тогда скорей удаются.

— Вот верно! — согласился Ганимад. — Тогда ладятся. Спешу. А?

— Не забудь, что сказать.