Байгуш

    Даже в одежде они, будь в иная в достатке или которой нужду крайнюю испытывай, а отличаются от большинства. Что жакетка английской шерсти, что поношенная кофточка смотрятся на них сердечнее. А окажись оборочка, что подавляющим, как седло корове, барышне к образу лишь трепетности прибавляет.

    Так и прожигаешь время наслаждением. В упоительные эти минуты так и ловишь, как ресницы её колыхнутся, или как ухоженная бровка дернется. Порой так засмотришься, что это каким-то образом возымеет действие и отвлечет её. И тогда, застигнутый врасплох вопросительным взором, полыхнувшей в её щеках зарей и ты краской зальешься. Глаза отведешь виновато, в груди пламя, губы стыд иссушает, а сердце неуправляемо колотится, будто само себе предоставлено… Да, нету бабам на земле ценника выше, чем "барышня". Вот нету. Не предусмотел Бог.

        Август, год 1986.

        Только службу подтянул, а тут суббота как раз образовалась. Техника что те швейцарские часики, начальство оттаяло, в наряд не загудел; я – всё к «ядрёной Фене» и в город к зазнобе. В час управился с дорогой. Захожу, а С… оказывается дома, и куда-то намылился. Ухоженный такой, штаны отутюжены, от парфюма аж в горле першит.

– Красаве'ц! – восклицаю, – куда это мы собрались?

– На Дзёмги. К барышням, куда же ещё.

      Я удивлен. Редко в С… отыщется подобное настроение.

        А как же я? – задаю вопрос и вижу, серая тень коснулась его чела. – Так что? – не отстаю.

– Ну, собирайся тоже, – совершенно невесело он мне.

– Тогда пятнадцать минут жди, – начинаю насвистывать легкий  опереточный мотивчик…

     Гуляем компанией. По настроению С… до меня доходит, что он желал бы с Мариной тет-а-тет побыть, а я расстроил его планы. По мне бы, если честно, тоже бы с Наташею уединиться. Но повинуюсь негласному желанию девушек провести вечер вместе. Проголодавшись в улицах, предлагаю всем зайти в столовую и подкрепиться. – Мы только второе покушаем, – успокаиваю присутствующих. Девушки зарделись. Чувствуется, что смущены, но, в конце концов, соглашаются. Садимся таким порядком: по правую руку от меня Наташа, затем Марина и далее приспособился С… .

        Отмечаю аккуратность с какою принимают пищу девочки. Но в то время, как Марина кушает с аппетитом, Наташа относится к еде с некоторой  вялостью или даже небрежением. Я как раз напротив Марины и разглядываю кисти её рук, являющие взору отголосок эпохи возрождения в мраморе.  От прекрасного зрелища отвлекает пристальный Наташин взгляд. В ответ ретируюсь, ругая себя: – разве дозволены подобные ошибки? Но уже через минуту отмечаю прекрасную жемчужного перелива эмаль на зубах Марины в противность Наташиным мелким зубкам, с одним потемневшим, что обнажается при улыбке вторым слева. Марину можно запросто счесть за летний день, в то время как в Наташе  обжилась осень. Наблюдать осень в женщинах мне много ближе.

        За столиком ощущается общая неловкость. Дабы развеять гнетущее состояние, начинаю шутить. В одну из фраз Марина начинает смеяться, да так, что невольно спрашиваю: – Ты что, смешинку проглотила?

        Вопрос приходится в тот момент, когда Марина набирает из стакана полный рот молока. Приступ истерического смеха мгновенен. Из безвыходности она молниеносно приседает под стол и дает волю чувству, расплескивая содержимое рта. Смех с молоком брызжет во все стороны. Не сразу поняв, в чем дело мы разом заглядываем под стол. Мой взор упирается в Маринину ножку, заключенную в бежевый босоножек. Отмечаю ухоженность и одновременно, что её ноготь на большом пальце довольно крепок. Такие мне не нравятся. Что-то из прошлого. Обезьянье в крепких ногтях осталось, когда они использовались для защиты и нападения. Потому женщин я люблю, когда данный предмет у них тонок. Тут же перевожу глаза на Наташины ноги; срабатывает эффект сравнивания. Осечка – на ней закрытая обувь…

– Успокойся, – строго говорит ей Наташа, и тут же ко мне, – она всегда такая, аж стыдно.  – У, однако, как мы умеем, – мысленно удивился внезапному преображению тихони я, а вслух – ну и ничего такого, разве плохо когда человек смеется.

        Марина выбирается из-под стола и выбегает в фойе, Наташа вслед за ней. Проходит минут пять. Наташа и раскрасневшаяся виновница паузы наконец возвращаются и садятся за стол. Непосредственность Марины подкупает.  Даже мелькнула мысль: – а не переметнуться ли мне к ней в ухаживаниях? И тут же сам себе ответил: – Нет, дело не такое; из Марины, до'лжно, жена получится, и полагаю, хорошая жена. Но для того, чтобы выместить зло, подобные характеры не предназначены. Неуёмный оптимизм не позволит обладателю оного выстрадать чувство. Обида, несомненно, иметь место будет и, что скорее всего, непрощаемая. А вот страданию на подобной почве не взойти.  Какова же в таком случае цена мести, если человек не станет убиваться? Да и мысли мои пока, собственно, не заняты женитьбой.