С помощью самого Викола можно было с лёгкостью отыскать любую информацию, он был поисковиком не хуже Google или Яндекса, иногда он вместе с Арием, Агори и Аяей тоже участвовал в научных опытах и изысканиях, и диспутах, что они затевали постоянно, считая, видимо, что в спорах рождается истина. Информацию отыскивал именно он, ему это нравилось и получалось быстрее, чем у всех прочих. Викол же следил за новостями, сообщая нам. Впрочем, за новостями следить мог каждый, но мы, предвечные, всегда были над миром, и новости этого самого мира тоже представлялись нам мелкой сиюминутной суетой. Поэтому Виколу и было поручено постоянно отслеживать серьёзные события, способные повлиять и на нас.
Басыр развлекала себя тем, что отправлялась поработать медичкой, вроде фельдшера в сёла, или воспитательницей в детские сады. Ей очень нравилось это – возиться с детьми, осознавая своё могущество, она становилась доброй и милой, рассказывала им сказки, которых знала тысячи, бывала строга, но чаще ласкова и неизменно справедлива. И жалела только о том, что её воспитанники так быстро вырастают и уходят. Чтобы не примелькаться она «переезжала» из села в село, из городка городок. Хотя на деле не жила нигде там, занимала где-нибудь комнату для вида, а сама, приходя «домой», перемещалась к нам, точнее к своему дорогому Агори, удивительно как они счастливо нашли друг друга. С тех пор как они стали жить здесь с нами, Басыр больше не рожала детей, ведь все наши дети были обычные люди, и как прикажете их растить в тайном месте? Теперь были не прежние времена, в Богов никто не верил, Сингайл и Галалий больше не были завидными отцами, теперь пришлось бы ребёнка уже младенцем увезти к людям… Но не похоже, что Басыр и Агори страдали из-за этого, у них было человек тридцать общих детей, а может и полсотни, рождённых ещё в Индии. И, думается, пожелай Басыр родить ещё, они просто переехали бы на время к людям. Но этого теперь никто из нас не хотел, никого, кто жил теперь в нашем городе, не тянуло к людям, даже меня, можно сказать, я еле ноги унёс из их «чудесного» мира.
И в эти минуты, проходя по светлым и просторным комнатам Аяиного дома, я думал, что, вероятно, не пройдёт и нескольких недель, и Мировасор с Арит, и Вералга с Ваном явятся сюда, спасаясь от эпидемии.
Дамэ сказал, что Аяя уже легла, что было неудивительно, был уже очень поздний час, в нашем городе здесь, думается, все уже спали. Кроме меня…
В этих внутренних комнатах горел свет, небольшие настольные лампы, ночники и бра, не было ни одного тёмного уголка. Странно, она говорила, что в полной темноте видит намного лучше, почему теперь не гасит свет на ночь во всём доме? Я до сих пор не бывал в этих внутренних помещениях, хотя, полагаю, никто здесь не был, кроме, быть может, Рыбы и Дамэ, да угрюмого мордастого лесного кота, что, как и волки, был Аяиным другом. Он и встретил меня, когда я подошёл к лестнице на второй этаж, оглядел со свойственным всем кошкам высокомерием и даже не сдвинулся, когда я прошёл рядом, вот уж кому царственности не занимать, мне пришлось обойти его, а он только повернул одно ухо, увенчанное кисточкой, что как локатор «проследило» меня, и только после этого выпрыгнул в окно, оправившись по своим ночным котовьим делам. С тех пор как все мы стали жить на Байкале, к Аяе всё время прибивались какие-нибудь животные и жили рядом. Почему? Может быть, чтобы было кого обнимать по ночам?..
Поднявшись на второй этаж, где, оказывается, располагалась её спальня, я вошёл, дверь была открыта, как и окна, в них влетал ночной ветерок, и шелест ветвей и листьев, песни ночных птиц, на столе горит лампа-ночник, вызолачивая побеленные стены, а дом у неё был деревянный, только на каменном фундаменте. Спальня просторная и кровать большая, застеленная бельём из белого вышитого батиста. И занавески на окнах из тонкого белого тюля, не сомневаюсь, что она повесила их для того, чтобы любоваться тем как играет ими ветер… А все окна были раскрыты, середина лета, и жарко, хотя здесь у нас высоко и кругом тень от деревьев, но прохлада, пахнущая хвоей и водой всегда желанна летом. А ближе к постели пахло розовым шиповником, потому что на ней была она, Аяя, знакомый, будоражащий и такой близкий запах, словно запах собственной крови. Аяя…
Я разделся донага. Конечно, есть риск, что она пнёт меня под зад, или того проще – вышвырнет в окно, и полечу я голый через всё наше поселение, потешая полуночных петухов. Но я постараюсь сделать всё, чтобы… чтобы она не сделала этого…
– Аяя…